Юрий Ижевчанин - Прелюдия: Империя

— А как же законы природы и общества?

— Я не могу изменить законы, и даже Творец законы природы и законы души не меняет. Ты свободна и поэтому ответственна за все проявления своей свободы, в том числе и в обществе. Рассчитывай свои силы и свои действия. Расчет не противоречит твоей свободе, он лишь помогает тебе ее сохранить и проявить в полной мере. Да, забыл тебе сказать еще одну мелочь. Ты действительно омолодилась. Теперь ты можешь прожить лет до трехсот, сохраняя молодость и очарование, если будешь правильно рассчитывать свои действия и вовремя пополнять свои силы.

— Я очарована тобой, Кришна, Отец Свободы! — И Толтисса попыталась обнять Кришну.

— Не стремись к недостижимому. Ты один раз прорвалась ко мне, и почти невероятно, что ты прорвешься ко мне еще раз. Я намного выше даже ваших Победителей, а ты немного не дотянула до их уровня и дотянуться не сможешь, так же как этот дурачок Клин не смог дотянуться до твоего и до своего подъема. Так что пользуйся своей свободой мудро, Великая Посвященная Толти, и не замахивайся на невозможное!

Князь Мира Сего исчез, оставив после себя аромат красоты и силы, очарования, прелести и своих речей.

В восторге от своей вновь обретенной силы Толтисса выскочила из своей комнаты и помчалась к своей лучшей подруге, наставнице рабынь Илтун. Она чувствовала в себе силы исцелить ее от того ужаса, что сотворили над нею в публичном доме. Она обняла ее, не совсем проснувшуюся от неожиданности, и влила в нее маленькую часть своих сил.

— Госпожа, что с тобою и что со мной? — сказала Илтун.

— Илтунисса, больше не называй меня госпожой. Я твоя подруга, и я тебя освобождаю, не слушая больше никаких твоих возражений. Я исцелила тебя, пользуясь вновь обретенными силами, теперь ты сможешь иметь детей. Да, кстати, дурачок Клин переоценил свои силы и умер в моих объятьях. Жаль его, но это не худшая и почетная смерть. Вели рабыням убрать его тело получше.

Илтун как-то странно посмотрела на госпожу и выскользнула из комнаты. А в комнату ворвались две самых худших из ее рабынь. Они упали на колени перед госпожой и заплакали:

— Госпожа, мы виновны перед тобою в тупости и нерадивости, но не наказывай нас так страшно!

Толтисса почувствовала, что они теперь лишены способности иметь детей и ощущают страшную боль. Ну что же, законы природы и души не меняются даже Богом, за все нужно платить.

— Я позову лекаря и вам дадут болеутоляющего.

Про себя она подумала, что все равно теперь ей распродавать своих рабынь, разгонять свою свиту и удаляться подальше. Продать рабынь легче всего и дороже всего в публичный дом, а за этих двух негодниц можно будет взять еще дороже, так как они уже полностью подготовлены.

Толтисса проснулась и ощутила, что она и Мастер сжимают в объятьях друг друга. Она с неистовой страстью ласкает Мастера, а тот с величайшей нежностью отвечает ей. Толтисса еще не вышла из образа Великой Посвященной Кришны и с восхищением подумала:

— Какая мощь! Надо бы кровопускание ему устроить, чтобы принять эту силу до конца! — и неожиданно для самой себя впилась зубами в яремную вену Тора. Но в этот самый момент она вышла из образа той, кем могла стать еще так недавно, и успела удержаться, не прокусив вену, так что Тор воспринял это просто как исключительно страстный, хотя и болезненный, укус. Завершив соитие так, чтобы Тор не заметил ничего необычного, Толтисса нежно поцеловала его и сказала:

— Мой возлюбленный! Я сделала свой выбор раз и навсегда. Но как был прав Патриарх! Насколько опасна моя профессия. Я была, оказывается, у самого края пропасти. Если бы я убила в своих объятиях этого любящего дурачка Эстайора, я бы стала ведьмой-йогиней! И еще я поняла, насколько примитивны обычные представления о Дьяволе и что он действительно может лгать правдой.

— Рад, что ты удержалась на краю, моя возлюбленная! — И Тор последний раз в это утро поцеловал свою жену по тантре.

Когда Толтисса подошла к Илтун, та попросила хозяйку пройти в ее комнатку и неожиданно бросилась на колени перед гетерой.

— Госпожа, не становись ведьмой, чтобы исцелить меня!

— Это был сон, Илтун! Этого теперь не может быть! А я действительно тебя освобождаю, поскольку надо мне распускать свою свиту. Ты поедешь со мной в мой новый дом как моя домоправительница.

— Тогда подожди с отпуском на волю, пока мы не пристроим всех моих учениц — сказала Илтун, которая, как теперь было видно, восприняла часть ее сна.

— Конечно же, мы с тобой позаботимся о них наилучшим образом. Да, кстати, как и было во сне, я запрещаю отныне и навсегда называть меня "госпожа". Называй меня "подруга".

— Хорошо, госпожа-подруга.

Толтисса поняла, что на дальнейшие уступки Илтун не пойдет, найдя компромисс между требованиями этикета и требованиями госпожи, и молча согласилась. А в гимнастическом зале перед Толтиссой бросились на колени те самые две негодные рабыни. Они в слезах каялись в своих ошибках и нерадении и обещали исправиться, лишь бы хозяйка не продала их в публичный дом. Толтисса с улыбкой их простила.

Еще через день за ужином Толтисса сказала:

— А сейчас, уважаемые сестры, гости и мой возлюбленный, я спою свою новую песню. И она запела.

Гимн Свободе

Наследье разумных от Бога —

Свой выбор самим совершить.

Ты сам выбираешь дорогу,

Ты сам выбираешь, как жить.

Рассудком размерь жизни годы,

И в Бога хоть верь, хоть не верь.

Свобода, свобода, свобода —

Ты к чистому разуму дверь.

Коль цель и душа совершенны,

Твой путь озаряет успех.

Сполна заплати его цену,

Отбросив понятие "грех"!

Пройти униженья, невзгоды

Безгрешность заставит сполна,

Свобода, свобода, свобода —

К успеху дорога одна.

Достойным прорваться к успеху

Мешают сословья и честь,

Отбрось их, гнилую помеху,

На бунт поднимись, чтоб их сместь.

Оковы привычны народу,

Но гнев его их разорвет.

Свобода, свобода, свобода

На копья народы ведет.

И, сбросив ярмо предрассудков,

Встает человек-великан.

Убив все сомненья рассудком,

Сметает границы всех стран.

Покорность нужна для народа

Но в рост совершенный встает.

Свобода, свобода, свобода —

Всем темные силы дает.

Распять нас на раме законов

Мечтают попы и князья,

Разрушив оковы препонов,

Их свергнут свободы друзья!

Стремленье к священной свободе

Не выжгли столетья расправ,

Ведь если ты прав, то свободен!

А если свободен, то прав!

— Да, страшная песня, — задумчиво сказал Тор.

— Госпожа-подруга, а ведь ее чуть-чуть переделают и возьмут себе друзья свободы, — заметила Илтун, стоявшая за спиной Толтиссы.

И правда, во время Революции гимн свободе пели революционеры. Они лишь чуть-чуть переделали его, заменив "всем темные" на "громадные", последние две строчки на