Дэвид Гейдер - Призыв

— Нет, он… у него все в порядке, — через силу выдавил Дункан.

— Вот как! — кивнул Гай и вновь воззрился на Дункана, ожидая более подробных объяснений. В этот миг отворилась другая дверь, и вошла женщина. На ней было длинное серое платье, белоснежно-седые волосы ниспадали ниже плеч.

Женщина была дородна, с добрым лицом и смешливыми морщинками в уголках губ и глаз, и Дункану пришлось вглядеться в нее как следует, прежде чем он осознал, что это Женевьева. Не воительница с коротко остриженными седыми волосами и жестким мужественным лицом, а обычная женщина, жена Гая.

Она приветственно улыбнулась Дункану, но, увидев, что тот потрясенно уставился на нее, приоткрыв рот, озадаченно взглянула на мужа.

— Что-нибудь не так? — спросила она.

— Сам не понимаю. Мне сказали, что здесь твой брат, и я решил устроить тебе сюрприз, а потому ничего не сказал. Однако теперь я уже не знаю, что и думать.

— Бреган? — взволнованно воскликнула Женевьева и, просияв улыбкой, повернулась к Дункану. — Он и вправду здесь? Есть какие-то новости? Да говори же, говори! У меня уже целую вечность не было от него вестей!

Это добродушное воркование показалось Дункану дикостью. С тем же успехом Женевьева могла отрастить рога — он бы так же таращился на нее, не в силах оторвать глаз. Однако от него ждали ответа, так что пришлось брать себя в руки.

— Мне… э-э… — он запнулся, — мне нужно поговорить с Женевьевой. С глазу на глаз.

Тревога мелькнула в ее глазах, и она быстро глянула на Гая.

— Стало быть, новости дурные, — мрачно сказал тот. — Мне, так или иначе, нужно поговорить с лордом Амброзом. Если я тебе понадоблюсь, любовь моя, только крикни.

Он нежно поцеловал жену в лоб, однако Женевьева словно и не заметила этого — так напряженно она смотрела на Дункана. Гай напоследок настороженно покосился и вышел в гостиную, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Женщина неотрывно, со страхом смотрела на Дункана. Теперь, когда Гай ушел, ему стало неизмеримо легче, но как начать разговор, он понятия не имел.

— Ты не знаешь, да? — наконец спросил он, в глубине души лелея безумную надежду, что ошибается.

По крайней мере, взгляд ее стал еще напряженнее:

— Чего именно я не знаю?

— Что все это, — Дункан плавным жестом обвел комнату, — только сон. Ненастоящее.

Женевьева всматривалась в него, пытаясь осознать значение его слов, как будто ей самой это до сих пор в голову не приходило. Затем она нахмурилась:

— Ты это хотел мне сказать? Это что, шутка?

— Нет, не шутка. Меня зовут Дункан. Ты помнишь меня?

— Бреган хотя бы здесь? Ты хотя бы знаком с моим братом? — Женевьева сердитым шагом направилась к двери за спиной Дункана. — Вот что: я не намерена дольше терпеть эту чушь! Мой муж сгноит тебя в темнице!

— Погоди! — Дункан схватил ее за плечо.

Женевьева рывком обернулась, и во взгляде ее был уже не испуг, а испепеляющий гнев.

— Скажи, что тебе не снилось, будто ты — воин! — почти взмолился он. — Что ты — Серый Страж, ты командуешь нашим отрядом, и то, что нам предстоит сделать, — это вопрос жизни и смерти!

— Это был только сон, — пробормотала Женевьева, однако сомнение в ее глазах противоречило словам. Она не оттолкнула руку Дункана.

— Ты уверена? Откуда же я тогда знаю, что тебе снилось именно это?

— Нет, это невозможно. — Женевьева покачала головой и, заметив наконец, что Дункан держит ее за плечо, решительно вырвалась. И, нервно ломая руки, отошла в другой конец комнаты. — Тот сон был просто ужасен! Это… это, верно, какой-нибудь ловкий трюк!

— Ты — командор Серых Стражей в Орлее. И это вовсе не трюк.

— Да я много лет не брала в руки меча! Когда я была еще молода, в нашу деревню как-то пришел Серый Страж, и он говорил, что ищет новобранцев, но я ему не подошла. Брат уговорил меня махнуть рукой на это дело. Так и было, я же ясно помню!

— Но это неправда.

— Нет, правда! — Женевьева в ярости погрозила ему кулаком, И в голосе ее зазвенело безумное отчаяние. — Мой брат — шевалье, генерал в армии императрицы! У него жена, сын! И он вовсе не так жалок и несчастен, каким был в моем сне!

— Он Серый Страж, как и ты. Вернее, был Серым Стражем. Мы разыскиваем его.

— Нет, нет, нет! — Женевьева отвернулась, схватившись за голову с таким видом, словно боялась, что она вот-вот взорвется. Дункан забеспокоился, что, быть может, перегнул палку. Но что ему еще делать? Нельзя же уйти и вернуться позже, чтобы дать Женевьеве время все обдумать. — Я виделась с братом только два месяца назад! Он привез с собой сына, и он так безумно счастлив!

Женевьева осеклась, потрясенная до глубины души, и, медленно повернувшись к Дункану, вперила в него опасно горящий взгляд.

— А как же Гай? Хочешь сказать, что его тоже не существует?

Дункан попятился. Он хорошо знал этот взгляд. Только эти горящие глаза и напоминали о той несгибаемой воительнице, которой на самом деле была эта полная добродушная женщина. К лучшему ли это? Дункан не знал.

— Гай… умер.

— Он жив! — стальным голосом возразила Женевьева. — Ты пытаешься отнять у меня мужа — единственное, ради чего мне стоит жить, что я ценю превыше всего на свете!

— Вовсе я не пытаюсь отнять у тебя мужа! — возмутился Дункан. — У тебя его просто нет!

— Потому что ты убил его! — взревела Женевьева, и лицо ее вспыхнуло от ярости.

Стиснув кулаки, она рванулась было к Дункану, но тут же остановилась. Ее трясло от бешенства, но в глазах что-то дрогнуло — она с ужасом осознала, что сказала.

— И откуда бы тебе это знать, — медленно проговорил Дункан, — если только ты не помнишь, кто я такой? — Он осторожно двинулся к Женевьеве. — А ведь ты меня помнишь, верно? Ты просто не хочешь этого признавать.

С яростным воплем Женевьева метнулась через комнату, схватила один из мечей, прислоненных к стене, и развернулась к Дункану. Он прочел в ее глазах смертный приговор. Первый выпад ему удалось отразить кинжалом, но второй едва не выбил у него оружие. Женщина, которая много лет не брала в руки меча, не могла так сражаться — ему противостояла воительница, закаленная в боях.

— Прекрати! — крикнул Дункан, но Женевьева лишь удвоила натиск.

С искаженным от ярости лицом она наносила мощные удары, вынуждая Дункана отступать, пока он едва не споткнулся. В тесноте этой комнаты кинжалами орудовать было проще, чем мечом, но Дункан не хотел ранить женщину. Правда, он и собственную шкуру предпочел бы сохранить целой и невредимой.

Он нанес удар по руке, в которой Женевьева сжимала меч, надеясь обезоружить ее, однако командор оказалась чересчур проворна. Крутнувшись, она отбила кинжал, а затем прижала Дункана к стене и приставила острие клинка к его горлу. Юноша чувствовал, как острая сталь прорезает кожу. Задохнувшись от боли, он до предела откинул голову назад и старался даже не сглотнуть.