Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка

Внутри кольца стен — шаг шире. Сюда не пускают скот, здесь не держат кур, коз и свиней. Собаки, и те не всем позволены. Зато, не вступишь в нехорошее, и в городе будет меньше заразы. Здесь все еще помнят последнюю чуму, потому не ворчат. Считают, что заразу разносит дурной воздух. Сестра уверяет, что все зло от блох, но канализацию в своем городе провела и тоже не пускает на улицы живые инструменты. Права — пусть мудрецы спорят, какая зараза опасней, а ей, Анастасии, не по душе ни вонь, ни мелкие кусачие твари.

Впереди крылом бабочки колеблется огонек. Потайной фонарь! Простенький: пять стенок и сальная свеча. А позади — мрак, который возле огня всегда гуще.

— Привет, Тристан, — говорит сестра. В темноте не видно, но уши наверняка дернулись вперед. Теперь кажется, что они у нее всегда были, настолько подходят. — Вижу, мои рассказы пригодились.

— Привет, Майни, — откликается темнота ломающимся голосом, — это что за взрослая с тобой?

— Моя сестра, моя крестная, моя подруга… И она не настолько взрослая, чтобы с ней было неинтересно. Кстати, раз я здесь — приходи завтра на ипподром к третьему часу первой стражи. Буду учить бою тебя, ну и дружину заодно. Не передумал быть рыцарем?

— Нет. Но отец все равно учит меня хирургии. Все время, что не ходит по вызовам и не корпит вместе с Брианой над книгой о тебе. Говорит, ты отличаешься — но не настолько, чтобы от этого не вышло пользы остальным.

— Это хорошо… Дай–ка фонарь!

Мерцающий и тихонько шипящий свет упал на мальчишку.

— Возмужал, — констатировала Немайн, — в плечах прибавил. Пора браться за утяжеленный меч. Мулинеты освоил?

— Ага. Показать?

Свист рассекающей воздух палки. Быстрые удары в пустоту — туда, где могла бы быть голова противника, предплечья, сжимающие оружие кисти… Удары сверху, сбоку, снизу — градом. Вспомнилось, как на расшиве сестра уклонилась от удара Эйры. Но как уклониться от такого?

— А еще я могу вот что!

Палка перелетает в другую руку. И — то же самое, но левой! Дождался одобрения. Улыбнулся.

— А ты тоже стала на взрослую похожа. Ну… статью.

Не видно, но наверняка покраснел, как вчерашняя запеченная форель!

— У меня сын.

— Ага… А почему не подросла?

— Я взрослая, Тристан. Вот такая маленькая, но взрослая…

Дети — даже прошедшие войну и работу в полевом госпитале, неуверенность чуют за милю. Если это Тристан… Сестра рассказывала. Сын врача, желает быть воином, в прошлом походе помогал отцу. Теперь его учат на хирурга.

— Совсем взрослая? Не верю!

В ответ — печальный вздох. Августине до двадцати лет, полного совершеннолетия по римским законам, несколько месяцев. Что хуже — потерять в тюрьме годы детства или раннюю юность?

— Взрослая. Но — сида! Кстати, отчего ты решил, что быть врачом и воином разом нельзя? Учебы больше, служба тяжелей… но ведь и чести больше!

— Но ведь врачи не воюют…

— Старый обычай. Времен, когда племена бриттов воевали между собой. Когда пленных щадили, а лекарь перевязывал раны чужим так же, как и своим… Теперь не так. При Честере с камбрийским войском было больше тысячи монахов. Братья собирались молиться за свое войско и помогать страждущим. Их пощадили? Сумело бежать не больше пяти десятков. Наступили иные времена, и врач на поле беспощадного боя будет выглядеть совсем иначе. Так, как бывало в иные времена…

И полилась — сказка. Страшная! В ней поднимались к небесам кручи горных твердынь, шли в бой стрелки с самострелами, выпускающими десятки пуль в мгновение ока, ползали оснащенные баллистами чудища, ничуть не напоминающие слонов Ганнибала. Драконы со всадниками на них поливали землю огнем… Анастасия сначала испугалась, потом развеселилась. Это же сказка! В таком пекле не то что человек не выживет, черт окочурится.

— Выживет, — сказала Немайн.

Спокойно, буднично — словно не только по местным суевериям она холмовая сида, разменявшая четвертую тысячу лет. Словно видела и светило ярче тысячи солнц, и громовых птиц, взлетающих выше неба голубого — в небо черное!

— Выживет, — повторила сестра, — но не всегда останется цел. Тогда и приходит время тех, о ком я и хотела рассказать. Врачей и воинов разом!

Слова. Всего лишь слова, но глаза видят сквозь темень предутреннего часа. Пали с затянутых дымом небес винтокрылые — как это? — стрекозы. Враги, обступившие последнюю позицию израненных героев, отброшены пылающими стрелами.

Сквозь гром, по трясущейся земле, спешат воины в шлемах с опущенными личинами. На черных одеждах — багряные кресты. Там, где они проходят, враг бежит. Тогда их ждет новая работа: тащить раненых к стрекозам. Чтобы вывезти из ада. Доставить в госпиталь… А чтобы дожили, в ход идут сталь хирургов, снадобья травников, ведьминские зелья.

Госпиталь! Латинское слово! Значит, все–таки выдумка, вроде книги, в которой римская галера заплыла на небо и принимала участие в битве флотов Луны и Солнца. Можно выдохнуть… Хочется смеяться, но Тристан — серьезен.

— Для меня было бы честью принять одежду с красным крестом. Эти воины — монахи?

— Нет, — сказала Немайн, — многих дома ждали семьи. Но возвращались не все… И не всегда было, куда возвращаться.

— Понимаю. Война.

Тристан повернул фонарь к девушкам. Серьезный, недетский взгляд скользнул по лицу Анастасии. Потом огонек прикрыла заслонка, и будущий рыцарь превратился в тень на фоне сереющего неба. Проговорили, сказки прослушали — рассвет на носу, за городской стеной прячется!

— Я понял, — сказал Тристан, — и я постараюсь. Когда–нибудь, Майни, я тебя вытащу.

Хихикнул, совершенно мальчишески, и прибавил:

— Или Анастасию. У нее тоже меч на поясе, пусть она и не воительница…

С тем и разошлись. Надо успеть разойтись по домам и сделать вид, что выспалась. Сестре спать всю ночь нельзя, глупое местное суеверие, но она изобразит перебирание бумаг. Короля тоже ни к чему обижать.

— Сам Гулидиен поймет, — нашептывала Немайн, — а вот его невеста… Очень самолюбивая и обидчивая особа! Хоть и воительница.

— А как это быстро определить, воительница ты или нет?

— По прическе. У воительницы — коса. Часто вплетают наконечник стрелы, но и самой косы достаточно. А ведьмы ходят с неприбранными…

— Значит, косу мне нельзя. Ведьмой тоже быть не хочу. А что значат сложные прически?

— Ничего не значат, кроме того, что женщина ничего, кроме прически, из себя и не представляет… Ах, да: в Кер–Сиди чиновницы–не–ведьмы повадились собирать волосы в хвост. Мол, служим Республике, но пером, а не мечом.

— Ясно, — сказала Анастасия. — Значит, хвост — это чиновница? Пожалуй, самое то… Ленточка у тебя найдется? Волосы перехватить?

В комнате почти светло — для больших глаз сиды. Прыжок, недовольное шуршание тюфяка… Все, врать не нужно, все сами увидят — спала! Ни мама, ни сестры ворчать не будут. Можно пристроиться на пятках у большого ларя, раскрыть чернильницу, обмакнуть перо… Но не начать работу: дверь осторожно скрипнула, приоткрылась…