Наталья Колпакова - Бегущие по мирам

– Назад-назад-назад! – завопил Макар и заметался по тесной кибитке. Но черт не стал ждать команды. Взвыл, заклекотал и вильнул в сторону, ушел от прорехи по широкой дуге. Алёна уже не свешивалась вниз, сидела в уголке тише мыши, влажно моргая. Макар подобрался к проему, чтобы посмотреть, продолжается ли чернота наверху, в небе. Но почему-то не посмотрел. Духу, что ли, не хватило? Его мутило и от увиденного на земле. Он ничего не знал о мире, в котором очутился, понятия не имел, по каким законам тот существует, но чувствовал сердцем, печенью и всеми своими потрохами: им явилось нечто противоестественное, невозможно, нечто абсолютно и безоговорочно враждебное. Нечто такое, чему не могло быть места ни в какой, даже самом фантастической, стране. Что-то плохое творилось здесь, очень плохое. Оставалось лишь гадать, было ли это проявлением чьей-то злой воли или неуправляемым стихийным злом, и Макар положа руку на сердце сомневался, что предпочел бы второе первому.

Скоро солнце забралось так высоко, что лучи обжигали ездоков через щелястую крышу. Поэтому ни Макар, как ни хотелось ему сильнее оторваться от преследователей, ни Алёна, с некоторых пор с опаской поглядывавшая на безмятежные джунгли, не возражали, когда черт решительно пошел по крутой дуге вниз. Его крылья заработали с удвоенной силой, кибитка болталась, будто консервная банка, привязанная к собачьему хвосту. Стремительно придвинулась сплошная масса переплетенных ветвей, и густая зелень разошлась над небольшой поляной. Черт ухнул туда точнехонько, словно мяч в лунку. После жесткой посадки ездокам пришлось сначала выпутываться из клубка, в который сплелись причудливым образом их тела, руки и ноги.

Наконец Макар, слегка помятый, но вполне довольный, выбрался, потирая ушибленный лоб, на волю. Вкусно, от души, вздохнул. После духоты и зноя мир под пологом леса казался настоящим раем. Вблизи масса зелени заиграла оттенками от лимонного до густо-лилового, распалась на множество деталей, очаровательных или причудливых. Теперь Макар видел, что вокруг не тропический лес, известный ему по фотографиям и телепрограммам. Незнакомые деревья с необхватными стволами были коренасты, словно тесное соседство каким-то чудом не мешало им насыщаться водой и светом в свое удовольствие, не вынуждало бешено рваться вверх, состязаясь за место под солнцем. Среди кряжистых исполинов с лопающейся от напора соков корой красовались изящные розовоствольные живые колонны с ажурными кронами. Множество деревьев и кустов отличались невиданным цветом или формой листьев, ветвей, крон. Вперемешку с почти знакомыми, полузнакомыми и неуловимо знакомыми растениями росли, ползли, свисали, вились совсем уж небывалые экземпляры, чья причудливая форма и фантастическая раскраска делали их чем-то средним между деревьями, животными и минералами. Одни рассыпались каскадами ярких, как отшлифованные драгоценности, цветов. Другие лоснились чем-то, более напоминающим кожу, чем кору. Третьи томно истекали соком из мерно работающих дыхалец. Все здесь было щедро, изобильно, избыточно – и на диво складно. Цветущий, движущий соки, дышащий лес наводил на мысль о гигантском организме, отменно здоровом и процветающем. Макар и вообразить себе не мог, что где-то в мире существует столь полное и сложно устроенное благоденствие.

– Кто мог выдумать такое? – воскликнул он, оборачиваясь к Алёне, и сам удивился словам, в которые облеклись его ощущения.

– И что могло сотворить здесь то черное, над которым мы пролетали, – пробормотала она, настороженно вглядываясь в красоту, разлитую вокруг.

Вроде бы здесь не было примет распада и эрозии. Ничего уродливого, противоестественного, механического. Но где-то рядом, совсем близко... Макар тоже чувствовал это. Скверное было ощущение. Будто на краешке сознания – или на краю мира – тихонько сыплется и сыплется песок... Сухой, мертвый шелест, мерное равнодушное движение. Куда, почему? Макар поежился. Благодатное тепло, смягченное густой листвой, на мгновение исчезло, провалилось в никуда, оставив его голым, одиноким и беззащитным.

Алёна потянула носом воздух, густой и сладкий, как патока, и Макар тут же вернулся обратно, на маленькую поляну, угревшуюся за пазухой живого леса. Откуда-то он знал совершенно точно: пока она рядом сопит, дышит, ворчит и возится, он должен быть спокоен, собран, бодр и готов ко всему. Даже к самому худшему. Чувство полной от нее зависимости всех его действий и даже эмоций не окрыляло, но и не угнетало. Оно просто наполняло его, как воздух наполняет шар, превращая из кучи прорезиненной ткани в инструмент с идеальной формой и ясным предназначением.

Впрочем, сейчас предназначение не требовало от него ничего героического, разве только воды, пищи и охраны. Макар двинулся вокруг поляны, теперь уже с осознанным вниманием вглядываясь в буйство растительной жизни. Интересно, что из этого можно есть? От выбора глаза разбегались. Практически на каждом растении среди листьев, чешуй, ворсинок и прочих форм вегетации виднелись ярко окрашенные округлости, столь приятные взгляду проголодавшегося путника. Макар, конечно, предпочел бы отбивную побольше, но фрукты тоже ничего. Он нацелился на густо-желтый с малиновым бочком плод вроде банана, но с утолщением на нижнем конце. Висел плод низко, руку протяни. Макар протянул. Пальцы схватили пустоту. Макар сморгнул, ничего не понимая. Вот же он, банан проклятый, висит себе как ни в чем не бывало в паре сантиметров от руки. Он передвинул руку. Банана не было. То есть был – но опять не в горсти у голодного Макара, а между листьями. Соблазнительный и доступный. Повернутый все тем же призывно подрумяненным боком. Макар заскрежетал зубами и погрузил обе руки в зелень. Его закоротило. Под хохот Алёны и недоуменное квохтанье черта, окруженный плодами всех мастей, он снова и снова стискивал пальцы в кулак, охотясь за тем, единственным.

Банан сдался первым. В промежутке между двумя Макаровыми бросками он с недовольным писком соскользнул с ветки, промелькнул между листьями и, совершив немыслимый кульбит, вонзился в землю узким концом. Утолщение, оказавшееся вверху, чмокнуло и приоткрылось. Трудно было сказать, что отверзлось перед Макаром, глаз или рот. Что бы это ни было, выражение оно имело самое недовольное. Желтое туловище почмокало губами – или, может быть, веками – и принялось энергично извиваться. Несколько движений – и все оно ушло в землю, только рыхлый холмик остался. А Макар остался стоять, глазея на кучку земли под ногами. Алёна хлопнула его по плечу:

– Ну что, добытчик, удрала твоя добыча? Нарвал бы лучше фруктов, что ли. Они хотя бы не уползут.

– Сама бы нарвала, – проговорил Макар и медленно перевел взгляд на пустую ладонь.