Николай Ярославцев - Вождь из сумерек.

— Груздень…

— Пять крепостей, вождь. Один детинец совсем пропащий. Углы обвалились. Велел землей забивать и крепить деревом. Один похож на наш, на четыре сторожевых башни. Дружина в три полусотни. В остальных народа поменьше. Воеводы никудышные Стыд один. Гож только один, да и с тем Мину оставил. Присмотрит. Остальных сменил. Ждут тебя, командир, у Хмурого. Дальше не пошел. Необжитый край.

Дослушав до конца, повернулся к конязю.

— Выпьем, конязь? Леша, налей ребятам.

После выпитого вина и сытной еды Стас чуть разомлел. Почувствовал себя и впрямь, как дома.

— Конязь, а мы ведь с тобой почти ровесники. Давай без чинов и церемоний. Как звать, величать тебя?

— Зорень. — Против воли проговорил конязь.

— Ну а меня, как угодно звать можешь. Стас, Слав, все едино. Волком назовешь, тоже не обижусь. — Добродушно представился Стас, глотнув из чарки. — Хорошо, что приехал Зорень. Послушаешь, посмотришь, поспрашиваешь, многое иначе увидится.

— Я умею смотреть, Слав. И слушать.

Стас легонько наклонил голову и потер пальцем правую бровь.

— Значит, судари мои, две — три сотни верст в одну и на столько же в другую стороны. Тесновато, но лиха беда — начало. И около тысячи мечей.

— Алексей, и ты Груздень. Извините, ребятки. Отдыхать не дам. День, два… не больше. И в дорогу. Леша, ты бери полк, как наши предки говорили, правой руки. Тебе Груздень, левый край со своим полком закрывать. С собой возьмете по десятку. Больше не дам. И то взамен потребую по полусотне. Волочок — база. Так и у вас. То, что покрепче — база. Остальные заставы. Десятка два воев и хватит. Наладите свободное патрулирование. Леша, объяснишь коллеге, как и что…. И не жалейте людей. Кто-то из умных сказал — жалеть, значит не жалеть. Для этого и ребят даю.

Груздень открыл было рот, но Стас предупредил его вопрос.

— Я помню. Как только появится Толян, немедленно отправлю его к тебе. Угадал? Только боюсь, друг мой, как бы твоя жена ко мне с разборками не пришла.

Груздень оскорблено засопел.

Стас виновато пожал плечами. Наступил парню на любимую мозоль.

— Война уже началась, друзья мои. И не сегодня, Зорень. — Удержал он конязя от возражений. — Неторопливая, незаметная, странная и непонятная. И почти бескровная. По эту сторону Сумерек. А что по другую?

Ответа не последовало.

— Вот то-то и оно. Зорень, это эльфы. Они из того же мира, что и Сумерки. И те, кто прячется под ними. Или за ними. Я уже говорил, что они отказались от своего народа, от своего гибнущего мира, от родных и близких, когда помогали закрывать ворота в наш дом.

Замолчал, обводя тяжелым медленным взглядом, сидящих за столом.

— Я хочу, чтобы вы услышали от них то, что слышал я. Рэдэльф, говори. Коротко. По существу. Без красивостей. Люди военные, с поэзией знакомы мало. И скажи мне, Христа ради, какого дьявола ты не обрушил эту нору раньше?

Рэд переглянулся с друзьями, помолчал и вздохнул.

— Принц. Принц Бодрен с малой дружиной…

— Ясно. Еще одна заноза в заднице.

Увидел огорченное лицо и поймал на себе потерянный взгляд.

— Ах уж эти монаршие особы! Все то им дома не сидится. Все то им подвиги подавай. Ладно, Рэд. Не умирай раньше времени. Найдем мы твоего принца. Принц, брат, не иголка в стогу сена. Принц, он и Африке принц. А пока, довольствуйся тем, что есть. — Повернулся к конязю, который широко раскрытыми глазами, не скрываясь, разглядывал эльфов и немного виновато улыбнулся. — Зорень, ты извини меня. Не помню, когда последний раз спал. Прилягу, пока Рэд вас развлекает. Хмурый, разбудишь. А вы не расходитесь, отцы-командиры.

Но уйти далеко не удалось.

Только отошел от крыльца, как остановил его Бэрдяй с десятков пожилых мужиков.

— Исполать, тебе вождь.

Шапку в руке мнет, но стоит бодро, смотрит смело. Глаза не прячет. Да и старики не робеют, хотя и за шапками потянулись.

— И вам здравствовать. Ну, как тебе, Бэрдяй, на новом месте живется? Не обижают тебя мои волки?

— Так с чего бы? На одном языке говорим, под одним небом ходим, одним хлебом кормимся.

— Вот и славно. С чем пришли, старики?

Заметив его, один по одному вокруг стали собираться люди. Стас неприметно вздохнул, понял, что подремать не получиться.

— Есть разговор к тебе, вождь.

— Тогда лучше присесть. А то набегался я за эти дни.

— Так оно и понятно. Эвон какое пожарище устроил в черном лесу. А когда — то всем лесам был лес. Небо вершинами подпирал. Народу тьмы кормил, обувал, одевал.

— Да ну? А я думал степь да холмы.

Сели, кто где. Стаса, по деревенски, в середине на бревне усадили.

— Вот те и ну. Держава от края до края. Скачи, не доскачешь. Одним концом в горы упирались. За Сумерками их теперь и невидно. Другим в море-океан. Соседние конязья да каганы у крыльца стояли, в рот заглядывали и милости ждали.

— И что? Что стряслось?

— А то и стряслось, что разодрали коняжество в стародавние времена в лоскутья, как снохи угол у свекровки. Кому ухват, кому горшок, кому тряпка у порога. Так и дерут по сию пору, хотя уж и драть нечего. А тут и Сумерки!

— Чудны дела твои, господи.

Да уж. Только Род наш не при чем. Сами управились, без него. Такого начудесили! А было время, когда княжата из чужедальних краев нашим государям за кусок хлеба рады были верой и правдой служить.

— А Соколень?

— А что Соколень? Задворки. Кус не завидный. Всеми ветрами битый. Так и на него порой с дуру наскакивают. Рать не велика. Народу не лишка. Только ленивый не ущипнет. Есть, правда, города богатимые, торговые. Но те уж давно сами по себе живут и перед конязем Зоренем шапку не ломают.

Старики разговорились.

Сам не понял, как болячку расковырял.

Друг друга перебивают, торопятся каждый свое сказать.

Стас задумался и почти не слушал, что они говорят.

Все, как всегда. Как везде и всюду.

— К тебе пошли, когда увидели, что и сердцем горяч и умом трезв, и делом дерзок. Только уж непоседлив больно. Степенства мало. Спишь где попало, ходишь в обдергайке. Гость приехал, приветить негде.

— Срамно волчьему роду.

Стас смутился.

— Рук на все не хватает, старики. Сами видите, от воеводы Хмурого кожа да кости остались.

— Вот за тем и пришли к тебе, вождь. Терем решили тебе всем миром ставить. Чтобы людям не стыдно было в глаза смотреть.

— Не до терема сейчас. — недовольно проворчал Стас. — Посад тыном не закрыт. Сами под небом живете. Не на улице сплю…

— А мы не для тебя. Для рода ставим. Дом окнами красен. А ты в волоковое оконце выглядываешь.

Стас растерянно улыбнулся. Никак не ожидал он подобного разворота событий.

— Да я больше из седла выглядываю.

— И наряд коняжеский справим. А то у тебя из одежды только шкура волчья на плечах да мечи за спиной.