Николай Ярославцев - Вождь из сумерек-2.

-Толян, не искушай. И, вообще, на ночь наедаться вредно. Кошмары сниться будут. Хочешь сигарету? – Пыхнул в лицо ароматным дымом.

-Мне же не спать!

-«Жалко тебе? Все равно не твое. – Бормочет ехидный голос. – Пусть жрет. По крайней мере, с вопросами не лезет».

-Ну, да! Ему колбаса, Купаве духи. А что Войтик запросит, ты знаешь?

«А тебя жаба давит»?

- Ты где такого нахватался?

«От тебя, родимый, от тебя. И друзья твои подучили. Жил, темнота, света белого не видел. С тобой только и вздохнул. Порадуй ребенка»!

-Командир, не жмись… - Нудит Толян. – Мне же в холодную воду лезть!

Глаза горят, из пасти слюна капает.

-Толян, ей богу, я не при делах. Ты и сам можешь. Протяни руку и хватай. Только не забудь вежливо попросить.

-У кого?

-Тебе не все равно?

Толяну и в самом деле было по барабану у кого просить. Вытянул ручищу с растопыренной ладонью, больше похожей на совковую лопату и закатил глаза. Задвигались по детски пухлые губы.

На ладонь плюхнулось кольцо, остро пахнущей чесноком, копченой колбасы.

-А еще можно?

-Хорошего понемногу. Дай откусить Старому.

-Мне и самому на один зуб. – Проурчал Толян, отхватывая кусок колбасы. – Ну, хорошо, держи, Старый.

На лице Стаса появилась добродушная улыбка.

-А я думал, ты обратную дорогу спросить пожелаешь?

-А у меня, типа, крыша протекает? Или как?

-Там бизнес. Братки…Бабки.

-А я и здесь живу, как при коммунизме. На полном гособеспечении. – Прочавкал Толян. – Войтик, хочешь откусить?

Стас согнал улыбку с лица.

-Шоу окончено. За работу, бойцы. Толян…

Толян с сожаленьем посмотрел на колбасный хвостик и протянул волку.

-Держи, елы-палы. Когда еще обломится?

Купава затихла, даже дышать перестала.

-Хитрить изволите, барышня?

Вздохнула, поправила мечи и нерешительно шагнула вслед за Веселином. Оглянулась, замерла, все еще надеясь, что Стас позволит ей остаться.

-Собирай братьев, Старый. Пора и нам.

Метнулся через голову, упал на четыре ноги. Свирепый могучий волк с черной, словно приклеенной, повязкой на глазах встал перед волчьей стаей. Грозный рык огласил окрестности, прогремел над затихшей рекой.

Замер на полушаге Войтик. Прислушался.

-Поспешим, братья. Командир уже потянул. – Тихо сказал он. – Как бы не опоздать.

Серая волчья тень бесшумно подошла к воде.

Стас, чисто по-человечески, попробовал лапой воду, стряхнул капли. И шагнул вперед. Плыл осторожно, тихо загребая лапами воду. Если бы чей-то взгляд упал на воду, то кроме тени от, проплывающего над водой, облака вряд ли что разглядел.

Стая клином вытянулась за ним.

Лапы коснулись прибрежного песка.

Не отряхнувшись, нырнул под низко нависшие над берегом кусты и исчез в ночи. И прочь, подальше от реки. Чем дальше, тем лучше. Ноздри чутко вздрагивали, втягивая ночные запахи.

Рядом пристроился старый лобастый волк.

Стас коротко рыкнул и старый волк, послушно отделив половину стаи, повернул в сторону. Проходил час за часом. Утро сменило ночь. Пролетел день. Снова не заметно наступила ночь…

Впереди послышалось лошадиное ржание.

Стас запрокинул голову и мрачная волчья песнь разорвала ночную тишину. Вожак вел стаю на охоту. Стая ответила его призыву. Радостно и грозно.

И Старый отозвался беспощадным рыком, который, казалось, прорвался до предгорий.

Только бы Войтик не поторопился.

Вылетел на конский косяк. Сбил широкой грудью табунщика, рванул клыками горло.

А стая уже гнала, обеспамятевший от страха, табун прямо на селение.

Мало! Не та потеха!

Щелкнул зубами. И еще половина ушла в сторону. От грохота конских копыт уши ломит.

Уже несколько сотен, одуревших от волчьего воя, лошадей несутся на селение.

Поравнялся с головным жеребцом.

Жеребец косит глазом, вскидывает зад, предупреждая атаку, пытается сбить копытом. Остановишься, собьют с ног, затопчут. Забьют копытами.

Оттолкнулся от земли, растянул послушное тело в прыжке, перекинулся через голову и слился с лошадью уже в человеческом обличье.

Запах волка ударил от волчовки в лошадиные ноздри, а человеческие ноги сжали бока в смертельном объятии. Не скинуть, не раздавить, не убить, не искалечить!

Ударом кулака в голову направил жеребца прямо на жилища орков.

Отлепился от конского крупа, выпрямился, выкинул туго сжатый кулак вправо, раскрыл ладонь. Выплеснулся огонь на соломенные крыши.

И еще раз!

Радостно заиграло пламя. Заплясало, веселясь, с крыши на крышу. Затрещало, захрустело соломой, пожирая убогие жилища. А в огне метались, ничего не понимающие спросонья, люди

А мгновенье спустя, на полыхающее селение обрушился конский косяк.

Вскинулся на конский круп ногами, оттолкнулся, что есть силы и полетел кувырком через голову за пылающий дом.

Преображение происходило сейчас с ним легко и просто и практически без болевых ощущений.

Упал, мягко перекатился на бок. Бок обожгло огнем. Запахло паленой шерстью. Не до нежностей.

А ноги уже уносили из горящего селения матерого волка в сторону гор. И на его зов собиралась стая, выносясь из пламени пылающих селений.

Оглянулся. Фыркнул.

-Толян сказал бы, плющит. И Колбасит. - Вздохнул.- Но вот беда. Я не Толян.

Запрокинул голову, запел, подзывая Старого. И снова, опустив голову до земли, тяжелым скоком, направился к предгорьям, забирая вправо.

Услышал еле слышный шорох.

Оглянулся. Из кустов беззвучно выпрыгнул Старый. Клацнул зубами и пристроился рядом.

Бежали день, а затем и ночь…

Войтик умело вел свою группу, отметил он. Не наглеет, но и не скрывается. Ведет почти по прямой. Практически по огородам. Там где искать не будут. А при случае можно и отскочить не замеченным.

На бегу обернулся, вздернул губу. И снова Старый отделил половину стаи. Увести погоню, если появятся охотники – святое дело. Понять не трудно. Сам бы не утерпел на их месте.

Только он не на их месте. А совсем даже наоборот. Как бы сказал все тот же Толян. Или не Толян? Совсем запутался с этими переодеваниями.

Ноздри жадно втягивают утренний воздух.

Отряд где-то уже близко. Еще бросок и снова вместе. Привык видеть их всегда рядом, даже тогда, когда и рядом то нет.

Замер, почти зависнув в прыжке.

И лобастый вскинул голову на могучей шее. Глаза, как угли пылают. Не видит глаз, а догадывается.

Развернул стаю, чтобы отрезать погоню.

Мешает черная повязка на глазах. И, хотя, остальные чувства еще не разу не подводили, постыдный инстинкт самосохранения помимо воли сдерживает бег. Лобастый уже отозвался радостным воем.

Между деревьями мечутся тени. Уже звенят, сталкиваясь, мечи.

Не успели! А все его проклятая осторожность.

Оттолкнулся от земли, прыгнул и сразу грудью…