Юлиана Суренова - По ту сторону гор

"Я не трус! — ему хотелось вскочить на камень и прокричать прямо в лицо горам, так громко, чтобы все услышали. — Я не трус! Я просто ничего не знал…!"

И в какой-то миг ему начало казаться, что горы услышали его молчаливый крик. Однако, вместо того, чтобы согласно закивать, успокаивая душу, захохотали раскатами далекого грома:

"Но теперь-то ты знаешь! — слышался ему чей-то голос в холодном дыхании ночи. — Что же медлишь, не бежишь на помощь отцу? А если он не знает?"

— Я должен его предупредить! — с силой сжав кулаки, прошептал царевич, однако не вскочил тотчас на ноги.

"Как я найду дорогу?"

"А разве проводник не готов отвести тебя до самого дома?" — невидимка словно издевался, находя в памяти юноши ответы на все его вопросы.

"Возможно, уже поздно. Прошло десять дней… И столько же потребуется на возвращение. Это почти месяц! За такой срок может произойти все, что угодно!"

"Слабое утешение. И как оно поможет тебе, если, уйдя сейчас и вернувшись спустя годы, ты узнаешь, что у тебя была возможность спасти отца, но ты ею пренебрег?"

— Вот то-то и оно… — вздохнув, юноша уткнулся лбом в колени.

— Так что ты решил? — странно, но раздавшийся за спиной голос не заставил его не только вздрогнуть, но даже поднять голову, чтобы взглянуть на заговорившего с ним.

— Я должен вернуться, — уверенно ответил он.

Вздохнув, Ларг вышел из тени, сел рядом с юношей на камень:

— Все совсем не так просто, как кажется, — проговорил он.

— Это точно… — Аль ничуть не сомневался.

— Ты же зачем-то отправлялся в путь.

— В поисках мечты. Ты был прав.

— Ты слышал все, о чем мы с Есеем говорили?

Глядя в сторону, в сумрак ночи, юноша кивнул. Возможно, ему следовало бы извиниться за то, что он подслушал чужой разговор, но он не хотел. В конце концов, речь ведь шла о нем.

— Тебе нет необходимости отказываться от мечты.

— Как раз есть! Нужно предупредить отца!

— Он все знает.

— Ты так думаешь?

— В этом случае — я уверен.

— Как ты можешь… Да, конечно, отец мудр и осторожен, так что от его взгляда ничего не укроется, но… Но он любит моего брата. И может не поверить, что Аль готовит заговор против него! Я тоже не верю!

— Он встречался со своими сторонниками в ту ночь, когда ты убежал из дворца.

— Это… — "ерунда" — хотел сказать он, но умолк. Вдруг все стало на свои места — то, что показалось ему странным во время встречи с братом, но на что он тогда предпочел не обращать внимание.

"А ведь он очень испугался, столкнувшись со мной. Но чего ему пугаться, если он просто развлекался со своими друзьями? К тому же, он совсем не был пьян… И меня, вместо того, чтобы затащить обратно во дворец, наоборот, вытолкал прочь… Чтобы я, если что-то знаю, ни о чем не рассказал… Но если все так…"

Он опустил голову на грудь, но уже через мгновение, вдруг вскинув ее, воскликнул, глядя на проводника с вызовом: — Почему?

— Что "почему", царевич?

— Почему ты не рассказал мне обо всем раньше? В тот же самый день, когда мы встретились? Чего ты ждал!

— Когда пройдет срок.

— Какой такой срок! Ведь теперь может быть слишком поздно!

— Поздно для чего?

— Предупредить отца!

— Я уже говорил. И Есею, и тебе: царь все знает.

— Да, но…

— Я предупредил его о заговоре.

Услышав эти слова, юноша так и замер с открытым ртом, не зная, что сказать.

— Что молчишь? — проводник сгорбился, опустив плечи. Теперь он походил не на легендарного воина, а пещерного медведя, выставленного скоморохами на потеху толпе: та же беспомощная мощь и затравленный взгляд. — Противно говорить с предателем?

— Ты — не предатель! — он никогда и ни в чем не был так уверен.

— Скажи это моим братьям и друзьям, которые, должно быть, сидят сейчас в темнице, — болезненно поморщился он: — Если, конечно, царь не приказал их всех казнить, сдержав данное мне слово так же, как я хранил верность своему.

— Ты сам говорил — он и так все знал.

— Говорил. Потому что искал себе оправдание… Ты думаешь, это все легко и просто? Или что я только тем и занимаюсь, что…

— Нет. Ты не предатель. Наоборот.

— Потому что ты любишь отца больше брата? — с издевкой бросил проводник.

Аль вздрогнул, вскинул голову, его глаза сверкнули, с губ были готовы сорваться оправдания вперемешку с дерзостями, за которыми обычно прячут свою боль, но вместо этого, словно вдруг обретя истину, успокоился и негромким, задумчивым голосом произнес:

— Потому что я знаю, что нет ничего важнее верности Родине.

Великан несколько мгновений сидел, осмысляя услышанное, а затем, подняв голову, недоверчиво взглянул на паренька:

— И когда только ты успел достаточно повзрослеть, чтобы понять это? — сорвалось с его губ.

Но юноша понял не только это. Ему оставалось лишь получить подтверждение из первых уст:

— Отец просил тебя присмотреть за мной?

Проводник кивнул:

— Если судьба сведет нас.

— Шанс — один на тысячу.

— Ну… Немного больше. Если знать, что ты задумал.

— Я мог выбрать других торговцев…

— Этот караван последний… Но я это все понимаю только теперь. Поэтому и был поражен, встретив тебя. Мне казалось, что вероятность того, что нечто подобное случится, слишком уж мала. А вот царь, он — другое дело. Он все знал заранее…

— И хотел, чтобы я… выполнил задуманное, потому что оставаться во дворце мне было опасно?

— Раз ты не участвовал в заговоре…

— Конечно, нет! — негодуя, воскликнул юноша.

— Раз так, он был прав и в этом: в миг развязки тебе лучше оказаться где-нибудь подальше. Видишь ли… Ты только не обижайся, но… Наивный мечтатель — наилучший заложник. Особенно если он — царевич.

— Ты думаешь, брат… — ему стало не по себе от одной мысли, что тот способен на подобную жестокость.

— Скорее — те, кто стоят за ним. Он ведь немногим старше тебя. А ты еще совсем ребенок…

— Мне уже пятнадцать! Это я только выгляжу…

— Ты только на два года младше брата. Конечно, для вашего возраста разница огромная, но не такая большая, чтобы его планы на самом деле были составлены им самим. Так считает царь. Стремясь ли выгородить сына в собственных глазах, или действительно имея основания — не знаю. Во всяком случае, он не предпринимал никаких действий именно потому, что хотел сперва выяснить, кто на самом деле вовлечен в заговор.

— А то слово, которое ты дал моему отцу?

— Он велел мне никому не рассказывать о том, что знаю. Ни его друзьям, ни его врагам. Ни — особенно — тебе.

— Значит, ты все же нарушил слово… — Аль нахмурился. Он не хотел думать о проводнике, которым, так похожим на легендарных героев древности, уже начал восхищаться, как о предателе. Однако его мысли почему-то упрямо кружили вокруг него, как мотыльки вокруг огня.