Юлиана Суренова - По ту сторону гор

Тот молчал, глядя на огонь. Юноше не хотелось лгать, однако и правду сказать он не мог, боясь не презрительного смеха — он достаточно узнал своих спутников, чтобы доверять их осторожности, — а снисходительной улыбки взрослого, глядевшего на ребенка. Действительно, кто еще мечтает о чуде? Странно, обидно, но почему-то с годами эта вера слабеет… Ему бы этого очень не хотелось — потерять начавшую исполняться мечту в огне не судьбы, не вечности, а всего лишь улыбки…

— Да ладно, Ларг, — заглянув в глаза юноши, прервал затянувшееся молчание торговец, — что пристал к парню? Как будто и так не ясно, зачем молодые впервые отправляются в путь? За приключениями. За подвигами. За славой… И вообще, уже поздно, а завтра рано вставать. Спать. Все спать…

С благодарностью взглянув на Есея, юноша облегченно вздохнул и поспешно — словно боясь, что собеседники передумают — отодвинулся к стене пещеры, чтобы, укутавшись в тяжелый шерстяной плащ, устроиться поудобнее на каменном полу, сбегая в мир сна.

Еще совсем недавно Аль, вечерами засиживаясь в библиотеке, ловил себя на том, что начинает клевать носом, погружаясь в дрему, однако, добираясь, наконец, до постели, обнаруживал, что от сонливости не осталось и следа. Ему приходилось часами мучиться, перебирая в памяти все известные молитвы и заклинания сна, прежде чем он приходил. В дороге же все было иначе: постоянное напряжение узкой тропинки, вившейся на грани высоких стен и ужасных обрывов, когда каждый неверный, неосторожный шаг мог стать роковым, не давало не то что дремать на ходу, но даже фантазировать, выдумывая иные мира. Впрочем, ему и этого, единственного было вполне достаточно. Когда же, наконец, приходило долгожданное время привала он, с трудом дожидаясь отбоя, проваливался в сон столь быстро, что не успевал даже услышать пожелания доброй ночи.

Все было так же и в этот раз, за исключением того, что сон оказался неглубоким, когда любой, даже самый случайный звук заставлял нервно вскидывать голову, непонимающе таращить глаза на спавших торговцев с единственно бодрствовавшим среди них дозорным, который следил за тем, чтобы не погас огонь костра, несший тепло и, одновременно, отпугивавший от людей диких людей и призрачных духов. Он никак не мог понять, в чем дело? Может быть, рядом опасность и ему суждено предупредить о ней своих спутников? Или сами боги собрались прийти в уснувший мир, чтобы поведать бодрствовавшим тайну мироздания или дать ответ на все вопросы?

В какой-то миг, проснувшись, он услышал негромкий голос Есея:

— Ты уверен, что нам ничего не угрожает?

— Холодать что-то стало больно рано. Как бы не занесло перевал… — вытянув руки над костром пробормотал тот.

— Я не об этом.

Проводник взглянул на собеседника, затем, отвернувшись, несколько мгновений молча следил за танцем языков огня.

— Все, что ни делается, все к лучшему, — наконец, ответил он.

— Ты уверен?

— Есей, хоть я и бродяга, проводящий большую часть жизни вне дома, но родом я из Десятого царства, там мои родственники и друзья.

— Если они под стать тебе, то не удивлюсь, что они — не какие-нибудь ограниченные земледельцы или ремесленники…

— Конечно, нет! Они воины. Есть даже стражи из царского дворца.

— Так то, что ты сказал парнишке, не твои предположения?

— Как бы тебе сказать…. - наклонив голову к плечу, проводник потер нос.

— Понятно, — не дожидаясь от него дальнейших объяснений, кивнул торговец. — А я-то думал, что ты медлишь… Не ясно только, почему ты мне ничего не рассказал.

— Прости, — с сочувствием взглянул на него проводник. — У меня была причина молчать, — видя, что торговец опустил голову, отведя взгляд в сторону, он, вздохнув, качнул головой: — Прости меня, но я дал слово…

— Оставим это. Главное, мы можем не опасаться погони. Раз мы всего лишь оказываем царю услугу.

— Да тут еще как посмотреть, кому мы большую услугу оказываем: царю или мальцу.

— О чем ты? — почувствовав что-то особенное в его голосе, торговец насторожился, как и Аль. Боясь шевельнуться, чтобы случайным шорохом не прервать явно не предназначавшийся для его ушей разговор, он весь ушел в слух.

— Этот парнишка — наивный фантазер, которого многие считают дурачком…

От страшной обиды глаза Аля наполнились слезами. Слышать такое, и от кого? Юноша, испытывавший чуть ли не благоговейный трепет перед великаном, представлявшемуся ему одним из легендарных героев древности, был готов простить своему спасителю очень многое, но эти слова, так похожие на предательство…

Ему хотелось вскочить и крикнуть ему прямо в глаза:

"Ты совсем не знаешь меня! Ты не можешь судить…"

— Царевич не выглядит умалишенным, — прерывая его мысли, так и не облекшиеся в звучание слов, проговорил Есей.

— Я этого и не говорю. В уме ему не откажешь.

— Да. Он просто все еще по-детски искренен и доверчив. А многие взрослые считают эти достойные чувства знаком глупости.

— В отличие от большинства своих сверстников, да и не только сверстников, он очень многое знает. Вот только все его знания — не из жизни, из книг.

— Я за всю свою жизнь не прочел ни одной книги, кроме амбарной…

— Но ты — живешь, а он — грезит. Быть таким в реальном мире очень опасно.

— Да, не видя опасностей пути…

— При чем здесь это? Даже ничего не делая, сидя во дворце.

— Что может угрожать царевичу во дворце!

— Многое. И вообще, он ведь не единственный сын в семье.

— На что ты намекаешь?

— Намекаю… — вздохнув, великан замолчал на мгновение, раздумывая, говорить ли старому другу, но при этом — совершенно постороннему человеку все, в том числе — не свою тайну. Однако, в конце концов, он решил — почему бы нет? В конце концов, то, о чем решаются говорить вслух, уже не секрет. — В отличие от младшего, мечтающего встретить повелителя дня…

Услышав эти слова, Аль с трудом сдержал готовый вырваться из груди крик отчаяния. Как? Почему? Он ведь никогда никому не говорил об этом… И вот…

Но проводник не оставил ему времени на переживания, продолжая:

— …Старший брат хочет стать царем-объединителем, единовластным правителем всех десяти царств.

— Ничего себе планы, — с долей снисхождения старого мудрого человека к наивности юноши хмыкнул торговец.

— У него есть определенные права на единый престол.

— Как и у всех отпрысков царских домов.

— Нет. Во всех других царствах власть не единожды раз передавалась через женские руки — от деда к внуку или даже правнуку. И только в Десятом царстве наследование шло по прямой.

— С чего ты взял! — не выдержав, воскликнул, прерывая собеседника торговец.

— С того, что это правда! Вот взять хотя бы вас. И далеко идти не надо, и ничего выведывать. Ты сам мне рассказывал, что три поколения назад…