Тамара Воронина - Перемещенное лицо. Триада

Один раз его спасла классическая случайность с перебором: он не нагнулся завязать шнурок башмака, он на этот шнурок наступил и выстелился во все свои сто восемьдесят с хвостиком, ободрав запястье и отбив коленку. Стрела сломалась о каменную кладку там, где только что был торс Дана. Поэтому он установил рекорд по бегу на четвереньках, слегка прихрамывая на ушибленную руку и опасаясь стрелы в зад, а за углом принял человеческую позу и установил еще один рекорд, уже по обычному бегу, – и ни разу ведь на болтающийся шнурок не наступил. После этого он купил кинжал, наверное, от стрел отбиваться. Перебрал десятка два, не слушая комментариев оружейника, и остановился на тяжелом, некрасивом, классно сбалансированном тусклом клинке, немного похожем на десантный нож. Хозяин крякнул и извинился: «Я думал, ты болван» – и подарил удобные ножны. Ножичек обошелся в две полных короны, то есть безумно дорого. Хозяин ему еще меч предложил, но меча Дан не держал в руках лет пять… ну да, с тех пор как погиб Сашка, не с кем было тренироваться… и не хотелось.

Уже с кинжалом Дан сходил за пособием. Черт возьми, неужели уже месяц? И ведь все реже вспоминается банк, пенсионерки, уютная комнатенка в хрущевке площадью аж одиннадцать квадратов… Организм решил, что адаптироваться выйдет дешевле, чем рефлексировать на мотивы своей несчастной судьбы.

Карман приятно оттягивали девять корон и несколько соток – все его состояние. Вспомнился Гай, и Дан немедленно почувствовал себя свиньей и отправился его навестить. Гай читал весьма толстую книжку, сидя в мягком кресле у камина, хотя холодно не было.

– Знобит, – улыбнулся вампир, – реакция на серебро. Я рад видеть тебя, Дан. Смотрю, ты вооружился. Можно?

Он протянул правую руку; левая висела на перевязи. Рассмотрев кинжал, Гай одобрительно кивнул и спросил:

– Он без серебра потому, что ты нам поверил, или потому, что тебе просто не пришло это в голову?

– Не пришло, – покаялся Дан.

– И хорошо. Добавки серебра смягчают металл, а это – настоящий боевой нож, не игрушка. Ты умеешь им пользоваться?

Дан пожал плечами. Теоретически. Всего лишь теоретически. Применять оружие против живых людей он не только не умел, но и учиться не хотел.

– Ты сумеешь выжить в нашем мире, – после очень-очень долгой паузы сообщил Гай. Они рассматривали друг друга, и Дан подсознательно искал черты сходства с человеком. И отличия.

– Что такое трансформация в вашем случае?

– То же, что и в любом другом. Изменение. Самоизменение. Я лучше потом тебе покажу, когда плечо заживет.

– А это… больно?

– Весьма. Поэтому мы нечасто трансформируемся. У нас нет нужды или зависимости от природных факторов. Вот вервольф, хоть ты что, в полнолуние непременно меняется, но не в каждое, а четыре раза в год, и в это время им предписано покидать город.

– Нападают на людей?

– Да. Особенно на тех, которые чем-то обидели их. Подсознательно. Человек – не станет, сдержится, а волк нет. К тому же волк теряется в городе… Эти четыре раза в год волк просто доминирует. Совсем. А в лесу – пусть себе доминирует, зайцев ловит да волчиц любит. У них дети только так бывают: зачинают волчицы, рожают женщины. Знаю, что хочешь спросить. Высшие вампиры сохраняют интеллект полностью. Ты умеешь варить кофе? Одной рукой управляться неудобно. То, что ты мне о ваших вампирах рассказывал, здорово смешно. Вот что бывает по слухам. Мы не переносим солнечные лучи – все, вампиры сгорают дотла! Шляпа, перчатки и рукава – этого достаточно. Целый день под солнцем смертелен только для маленьких детей. Осиновый кол – бред. Не пытайся даже. Только серебро. Или… – Он чикнул себя пальцем по горлу и взял предложенную чашку с кофе по-дановски. – Стать вампиром нельзя, можно только родиться. Чеснок мы, как и люди, часто добавляем в соусы, рагу, маринады или в овощные салаты. В гробах не спим. Кусая, не орем диким голосом…

– Все врут, – кивнул Дан.

– Не все. Скорость, реакция, убойная мощь – это правда. Если бы не болт, я легко убил бы всех четверых.

– Ты очень легкий, – увел разговор Дан. Об убийстве не хотелось.

– Вдвое легче человека такого же роста.

– И при этом вдвое сильнее?

– Вдвое? – усмехнулся Гай. – Я тебе действительно потом покажу. Папа поставил тебе метку, я смотрю. Не удивляйся. Мы видим в другом диапазоне.

Они поболтали с час, и Дан отправился в казармы. Скверное для мужчины дело – не иметь дела. Основное занятие – шляться по городу, обстоятельно есть да болтать. Надо было хоть книжку попросить почитать… Ага, конечно. Входит ли умение читать в комплекс эквивалентного обмена? Может, и правда, поучиться чему полезному? Учить его обязаны задарма, и он хоть время убьет.

Здрасьте. У них традиция – по четверо нападать? Даже лестно. Хотя не очень.

– Парни, – примирительно начал Дан, отступая к стене. Город стен. Сплошные дувалы какие-то. Но парни были настроены категорически. Для начала Дан получил в челюсть. И, честно говоря, если б его хотели только попинать, позволил бы без всяких, но его хотели убить. Когда четверо на одного, да с кинжалами, да с крайне решительными рожами… не сынки.

Дан подумал: надо прорываться и делать ноги, попутно оря во все горло, чтоб стража услышала. Не дали. А против четверых, да на скользкой после недавнего дождичка мостовой… не до спортивного поведения. Держись, Лазарь. Нет. Дерись. Лазарь.

И он дрался, равномерно дыша, расходуя силу по полной, не стараясь ослабить удар, бил и получал, но почти не чувствовал боли. Сознание равнодушно фиксировало: дали в глаз, получили в пах, полоснули по спине, пока пируэт делал, но скорости не сбили и нога врезалась в планируемый подбородок, ткнули в руку, получили согнутыми пальцами в горло…

Дан опомнился, только когда услышал киношный хруст. Он держал в объятиях труп, потому что у живых голова под таких углом набок не клонится. Данил Лазарцев только что убил человека. Свернул ему шею. Она хрустнула, и человек умер. Навсегда. Дан бросил труп на одного из двух оставшихся противников и хрипло спросил:

– Довольны? Еще или хватит?

Ага. Коммандо Лазарь из выдуманного мира злоупотреблял такими фразочками. Козел. После такого козлиного вопросика враги в ужасе разбегались или сдавались, а эти только рассвирепели, и было бы Лазарю плохо-плохо, кабы не мелькнула над ним туша нежно любимого дракоши, не плюхнулась на четыре раскоряченные конечности и не приняла бы бой на себя. Бой занял две секунды: первую дракон потратил на располосовывание лапкой одного нападавшего, вторую – на откусывание лапки другому. Собственно, случилось это чудо почти одновременно. Дан за эти две секунды сумел только сесть на скользкую мостовую и не расплакаться, как девочка. Не расплакаться. Господи, а как же хотелось.