Тамара Воронина - Игры богов

Тех, кто был при Сторше, в лагере не имелось. Похоже было, что и правда всех перевешали. Там и всех-то мало оставалось, больше ведь прямо на поле и полегли. Марта и Ли, конечно, расспрашивали о последней битве, и вдруг Март обнаружил, что рассказать-то ничего и не может. Что рассказывать? Как мечом махал, шитом отбивался, а потом окованный прочным металлом щит вдребезги разлетелся он удара двуручником и другого щита Март не подобрал, потому что в левой руке и перышка бы не удержал после того удара? Как не видел вокруг ничего и никого, кроме бурых доспехов хартингов и крушил эти доспехи, пока мог, не ради королевства, не ради жалованья, которого все равно второй месяц не платили, но ради собственной жизни и жизни Ли? Как прикрывал спину Ли, а Ли прикрывал его спину, и друг друга они тоже не видели, но чувствовали? Как брызгала в лицо горячая кровь, и неясно – и неважно! – было, друзей это кровь или врагов? Разве думал он тогда о чем-то, разве замечал, чьи части вперед шли, чьи отступали, где был лорд Уэс, а где лорд Фрам, почему лучники ну сумели не то что остановить, но даже и задержать лавину хартингов? Если в краткие перерывы, когда их все же отводили чуть-чуть назад, чтоб дать передохнуть, он просто в изнеможении валился на землю, только оглянувшись, рядом Ли или нет, и мгновенно засыпал, и час этого сна казался почти раем? Что может рассказать о решающей битве обыкновенный наемник, если даже ему ясно было, что этот последний бой, беспощадный, бессмысленный, кровавый, уже ничего не решает? Март и сам удивился, поняв, что никаких воспоминаний у него не осталось. Боль в измученных непосильной работой мышцах, головокружение от переутомления и даже никакого желания выжить. Некогда было что-то желать.

А они не верили, думали, скрывает Март что-то, и даже молчаливое согласие Ли их не убеждало. Да надо ли кого-то в чем-то убеждать? Вляпались в чужую войну, вот и результат – не меч на поясе, а кирка в руке. На три года вперед. При взгляде на собак и охранников бежать не хотелось. «Одно хорошо, – шутил Ли, поднимая кирку, – не замерзнешь. Вот летом, должно быть, тяжело».

Но до лета им в каменоломне пробыть не пришлось. В один прекрасный, а на самом деле промозглый и ветреный день, их снова сковали с Ли, только куда более короткой цепью, всего на несколько звеньев, и повели в неизвестном направлении. Сопровождали двух каторжников три охранника и две собаки. Март даже почувствовал собственную значимость, и это здорово его развеселило. Солдаты ничего не говорили насчет цели, ну а расспрашивать не только Март привычки не имел, но и Ли остерегался. На ночь ставили палатку, в которой спали арестанты и двое охранников, один обязательно был на посту вместе с собаками. Ели из одного котелка. Если Ли или Марту приспичивало отлить, останавливались, хотя и не отворачивались, а чаще и сами тем же занимались. Единственное, что различало охраняющий и охраняемых, – это лошади, на которых ехали хартинги, а Март и Ли месили предвесеннюю грязь тяжелеющими сапогами. Хорошо хоть те были грубые настолько, что почти не промокали, и все равно по ночам их подсушивали перед костром. В дороге Ли мерз, ежился, но не жаловался, однако один из солдат предложил ему заворачиваться в одеяло, если так холодно, лишь бы по грязи не тащил, да только Ли, дурак горделивый, отказался, за что Март потом его долго пилил.

Все хартинги знали язык центральных королевств, хотя говорили на нем как-то странно. Ли предполагал, что это всего лишь имперский диалект. Но между собой солдаты могли болтать на совершенно незнакомом наречии, и даже Ли, помотавшийся по свету куда дольше Марта, ничего похожего не слышал. Марту и Ли не мешали разговаривать, даже когда Ли в качестве опыта закатил монолог на эльфийском, особенного внимания не обратили. А если они бежать сговариваются, укоризненно подумал было Март, но тут одна собачка зевнула, и мысли о сговоре растаяли, как выпавший с утра снег. Впрочем, из речи Ли Март понял столько же, сколько и хартинги, то есть ничегошеньки. Вряд ли вообще в королевствах имелось хотя бы два десятка людей, знавших эльфийский.

Привели их, естественно, в очередную тюрьму, больше похожую на крепость. Ли покачал головой – ему это не понравилось. По его словам, в такие крепости запирают государственных преступников, и как бы ни была лестна подобная мысль, они оба на этакий почет не тянут. Опять же не разлучая, их загнали в баню, Марта побрили, украсив аж тремя порезами, выдали им тюремную одежду, сильно пахнущую той самой гадостью, которой Марта избавляли от лобковых вшей. Ну хоть насекомые разбегаться будут, если они в тюрьме водятся. Накормили привычным овощным супом, дали еще по миске крутой каши и по кружке горячего напитка, которого Март не знал, – бурого, горького, хоть и с сахаром. Камера была без окон, что их не расстроило, потому что ни в одном известной им тюрьме окна не стеклили, так что зимой лучше уж так. Вон отдушина под потолком имеется – и ладно. Зато тепло. Ли почти блаженствовал.

– Посмотри, как вместе с образом жизни меняются ценности, – заметил он, развалясь на нарах. – Когда-то мы придирались к недостаточной мягкости тюфяков и крепости вина. Теперь мы рады супу, который в прежние времена есть ни за что бы не стали, и искренне радуемся, что нам досталась теплая тюрьма.

– Зачем мы им нужны?

– Боюсь, что им нужен я, – вздохнул Ли. – У меня есть некоторое свойство, отличающее меня от всех окружающих, – я не человек. А ты… ты, прости, наверное, мой стимул. То есть способ, которым меня можно вынудить сделать то, что иначе я делать не стану.

– Ли, – виновато пробормотал Март, – ты уж очень-то…

– Есть нечто, что я не стану делать даже ради тебя, – признал Ли. – Но если вдруг понадобится кому-то горло перерезать – не постесняюсь.

– Ну да, – засмеялся Март, – они такие чистоплюи, что некому такое задание дать!

– Смотря кому. Ладно если, скажем, королю Бертину или даже старому Виму, – вздохнул ли, закидывая руки за голову. – Но это может быть эльф, что для меня куда сложнее не столько по этическим причинам, сколько по техническим. Вот прикажут, например, убить принцессу Маэйр… Я, разумеется, соглашусь, ты мне существенно дороже принцессы, изрядной стервозы, между нами говоря, да только кто ж меня к ней подпустит?

– А я ни одной принцессы никогда не видел, – неуклюже сменил тему Март. Что уж, он и сам бы ради Ли кого хочешь убил, хоть отца родного… впрочем, отца можно и не ради Ли, а просто так, чтоб воздух свежее был. Но почему хартингам действительно так нужен Ли? Он, конечно, боец хоть куда, стрелок так и вовсе почти сказочный, но не непобедимый и не самый лучший. Март, уступая ему во многом, кое в чем был равен, а в бое на коротких мечах и превосходил. Правда, только в этом. Но Март же и был свидетелем поражения Ли, хорошо, не в бою, на турнире, в который они, два самонадеянных болвана, влезли – уж больно заманчив был приз… Март вылетел после второго этапа, так вылетел, что без малого ребра не переломал, аж земля дрогнула, а лошадь испуганно заржала. Правда, он подняться сумел, а противник нет, так что формально Март прошел на последний круг, но Ли категорически запретил ему участвовать.