Тамара Воронина - Игры богов

– Пока ты умеешь радоваться мелочам, – продолжил Ли, – ты жив. Март, а ты когда-нибудь вообще был счастлив?

– А то ж! Вот как раз в бане.

– Вывод?

– Счастье относительно?

– Более чем. Кто счастливее – мы, получив баню и лишний кусок хлеба, или баронесса Мила, получив очередной бриллиант от очередного любовника?

– Мила! Скажешь тоже…

– Почему не сказать? Вот такие Милы реже бывают счастливы, чем многие другие. Им сравнивать не с чем.

Загремела дверь. Стражник внес большой котелок с супом и квадратную буханку хлеба.

– Пахнет определенно мясом, – повел носом Ли. – Любезный, скажи, я не ошибся?

Любезный принюхался и подтвердил:

– Ну так сегодня с говядиной варили, а вчера с рыбой. Быстро ешьте, я скоро котелок заберу.

Суп был горячий и, пожалуй, вкусный, хотя мясо в нем присутствовало только в виде тонких волокон. Но запах был, и даже навар кое-какой имелся. А главное, после этого супа Март согрелся и почувствовал сытость, пусть ненадолго, но Ли давно приучил его не сетовать на невзгоды, зато наслаждаться каждой минутой, которая того стоила. И разве после месяцев войны, голода и лишений эти минуты – не стоили?

Мужики решили, что, раз Ли и Март не кидаются в драку, они слабы. Неужели сломанного одним движением носа им было мало? Да и стоило усвоить за неделю, что драка наказывается? Или им всыпали мало? В общем, решили они, что на одном топчане вдвоем тесновато и надо согнать «сладкую парочку» на пол. Почему все-таки сладкую? Надо будет у Ли спросить. То есть в переносном-то смысле понятно, что имеется в виду, интересно, откуда взялось выражение? На слова они, конечно, по-прежнему не реагировали, Март даже мышцы продолжал держать расслабленными, а это было трудно. Но необходимо. Будь они одетыми, мужики и не заметили бы, но если ты гол и худ, да еще сложен весьма атлетически, каждый мускул на виду. Вот когда их решили скинуть на пол, пришлось подняпрячься. Ли сунул своему двумя пальцами под дых, а потом добавил за ухом ребром ладони, а Март и пальцами не стал, вывернулся и рубанул. Потом даже пульс пощупал – живой, очухается. Вдвоем они успели закинуть воинственных сокамерников на топчан и усесться на свой прежде, чем надсмотрщик прошелся туда-сюда мимо их решетчатой двери.

Мужикам хватило, и дальнейшее существование стало почти благостным. Март смотрел на Ли и думал, как же выглядит сам. Впрочем, он был покрепче, покряжистее, что ли, а Ли и в кости тонок, и не так чтоб особенно плечист, и худоба его была куда выразительнее – и ребра выпирать начинали, и позвонки можно было пересчитать, да и лицо изменилось: щеки запали, а тени вокруг глаз делали эти глаза еще больше, как только на лице помещаются.

– Ты тоже тощий стал, – утешающе заметил Ли. – Война и тюрьма…

– А вы правда были при Сторше? – почти вежливо спросил один из мужиков. Даже имен ведь не назвали… тоже – товарищи по оружию!

– Правда.

– Плохо там было?

– Скверно, – вздохнул Ли, – потому что понятно, что все равно проигрываем, что бой последний и ненужный, только людей терять.

– Думаешь, королю надо было сдаться?

– Понятия не имею, – чистосердечно признался Ли. – В любой другой войне – да, стоило, но вот изменило бы это хоть что-то сейчас – не знаю.

– Мне кажется, – добавил Март, – что хартинги капитуляции и не заметили бы. Они как заведенные. Видали механические игрушки: ключик вертишь в кукле, а она потом ходит. Вот и они такие, не остановятся, пока завод не кончится,

Ли кивнул. Было в хартингах что-то нечеловеческое, хотя они, конечно, были люди. Только очень странные, и эльф Ли был куда понятнее, чем эти люди. А ведь Март твердо понимал, что совсем не знает Ли, хотя провел с ним рядом много лет.

– Ну, они справедливые, – излишне громко сказал мужик. Ну и дурак, если выслужиться решил. Плевать им, что ты о них думаешь.

– Очень справедливые – всю армию перевешать решили, – согласился Ли, – чтоб неповадно было. Вы-то где воевали?

– На юге. Их основные части нас только краем задели… и того хватило. Мы уж знали, что война проиграна, так что…

Шаги в коридоре прервали их светскую беседу. Офицер постоял, не приказывая открывать двери, посмотрел – мужики вскочили, а Март и Ли не стали. Указаний таких не было, а чего зря прыгать. Офицер ткнул пальцем в их сторону:

– Вы оба – на выход.

Ли нехотя поднялся, и Март последовал его примеру. Вот, опять голышом дефилировать... конечно, тут монахинь нет, только все равно среди одетых чувствуешь себя неуютно. Штаны придают уверенности, получается. Ведь будь на них штаны или хотя бы трусы, настроение было бы лучше. Март все старался не прикрываться руками, да они сами тянулись к паху. И ведь стыдлив особенно он не был, даже в юности, и стыдиться нечему, все, как мужчине и положено, не то чтоб особенно выдающееся, но и не мелкое, девки восхищались… Вот перед девками неуютно и не было, а перед мужиками в чужой форме – было.

Их долго вели по коридорам и оставили ждать в небольшой комнате. Интересно. На кабинет судьи что-то не похоже, потому что там, за ширмой, кажется, прячется стол со всякими инструментами по добыванию информации. А что их них добывать? Что они могут знать? Март подумал и решил, что ничего. Ли тоже на ширму покосился и слегка погрустнел.

Ну вот, это уж совсем свинство. Март прикрылся ладонями, потому что… в общем, перед мужчинами в форме еще ничего, но вот перед женщиной – вовсе неприятно. Не особенно молодая и вовсе уж не красивая, в форме с непонятными нашивками. Ему тут же велели стоять смирно, и с усилием он отвел руки. Ладно, страшная, а то ведь после такого воздержания при виде женщины все может случиться…

– Простите, сударыня, – развел руками Ли, – что мы в таком непристойном виде, но наша одежда пришла в полную негодность, а другой нам не выдали.

– Имя.

– Ли.

Дамочка оказалась вредная – стегнула хлыстом по лицу, Ли невольно дернулся. Дамочка опустила хлыст указующим жестом:

– В следующий раз ударю здесь. Хочется?

– Что вы, сударыня. Но вы спросили имя – я назвал. Чем я вызвал ваше недовольство?

– Назови полное имя, – добродушно посоветовал толстяк в штатском.

– Линнар Файер Дарси.

– Эльф?

– Эльф.

– Как попал сюда?

– Разными путями. Я до войны нанимался охранником к разным людям.

– Зачем же пошел на войну?

Ли рассказал, как они попали в армию. Женщина осуждающе покачала головой. Наверное, хартинги солдат вербовали иначе, без головорубной машины в соседнем дворе.

– Имя.

– Март Гаер.

– Мартин?

– Нет, сударыня, именно Март. У писаря, что меня регистрировал, чернила кончились, только на Марта и хватило.

Женщина оглядела его с ног до головы, задержав равнодушный взгляд и там, где порядочной женщине не следовало бы, и отвернулась к Ли. Проверяла, не эльф ли он, есть ли у него волосы там, где положено? Достаточно было на недельную щетину посмотреть… Март, однако, вздохнул не без облегчения, хотя и только внутри себя. Стоять лучше смирно и быть паинькой, делать вид, что тебя тут вроде бы и нет, пока внимание снова не обратят. Женщина расспрашивала Ли, тот вроде бы и отвечал, но Март вдруг почувствовал его напряжение и тут же напрягся сам. Ли был кем угодно, но не паникером, и если его что-то беспокоило, то основания для беспокойства имелись. Он был спокоен на виселице, стоя под дождем с петлей на шее, и это настроение передавалось Марту, как передалось и нынешнее. Он старался держать лицо, как учил его Ли… нет, не учил – советовал. Рекомендовал. Быть спокойным и уверенным в себе, помнить о своем достоинстве, уважать себя… Вообще-то таких красивых слов Ли прямо не говорил, но они почему-то откладывались именно такими. Остро захотелось на каторгу, в каменоломни махать киркой или на рудники тачку катать. Пусть под кнутами надсмотрщиков, пусть под палящим солнцем или под ледяным ветром, пусть впроголодь, пусть усталость смертельная – лишь бы подальше отсюда, от веселого толстячка, от этой каменной бабы, способной без малейшего женского интереса смотреть на двух даже сейчас весьма привлекательных мужчин. По поротой спине потекла струйка пота, хотя в комнате было всего лишь тепло, но никак не жарко. По спине – пусть, незаметно, но ведь сейчас пот выступит на висках, знал Март за собой этот недостаток. Честное слово, в безнадежной битве при Сторше было легче. Не хватало только, чтоб сейчас забурчало в кишках.