Кристиан Бэд - История одного имени

Тело тоже пострадало. Но исключительная скорость регенерации клеток могла починить его за пару-тройку суток. Ланс не умел восстанавливать только функционально важные части тела, полностью отчлененные — отрезанные руки или ноги, например. На 12-м году жизни выудив, наконец, из сейфа Шермана свое личное дело, Ланс обнаружил на нем пометку «М» — мутант. Этим словечком он обычно и объяснял сам себя и те способности, которые сейчас поддерживали в нем огонек жизни.

«Нечто» все набирало скорость, центробежное ускорение раскручивало тело Лайтмена и, наконец, вышвырнуло его за пределы поля.

Он преодолел около 20 километров по воздуху и упал на побережье Атлантического океана. А загадочная полянка все так же пугала своей нетронутостью случайных путников, она не сохранила никаких следов этого происшествия.

Ланс пролежал на берегу остаток дня и всю ночь. Его тело представляло из себя сплошное кровавое месиво. Его можно было бы принять за мертвого, но ни птицы, ни насекомые не трогали его — мозг продолжал заботиться о теле, хоть Ланс и не приходил в себя. Кровообращение постепенно восстанавливалось. К утру остались только синяки в местах крупных разрывов (ночью прошел дождь, и наличие влаги подстегнуло регенерацию).

А утром его нашли, приняв сначала за выброшенный морем труп, члены одной из местных банд, занятые береговым грабежом.

Но грабить Ланса было бесполезно, даже оружие, вмятое в одежду, сплавилось в пластмассово-металлические комки. Зато бандиты обнаружили, что он жив…

Грабители доделали то, что не удалось неизвестному полю. Когда остатки Лайтмена обнаружил один из «крылатых разведчиков» СКР, биоробот с мозгом террориста Теодора Ментена, тело Ланса было покрыто язвами, у него по колени были отрезаны ноги, но все-таки он еще дышал.

— Ну и как ваши дела, забывчивый пациент? — доктор наклонился к обложенному подушками Лайтмену.

— Нормально, док, — улыбнулся Ланс. Он был рад, что его держат всего лишь в закрытой психиатрической лечебнице, даже не принадлежащей родному ведомству. Только Ланс никак не мог взять в толк, с чего бы это. Он вообще соображал последнее время с большим трудом, вдруг начав ловить себя на вопросах «почему трава зеленая?», «как светит солнце?» или «зачем оно это делает?».

— Пожалуй, я разрешу вам сегодня посещения, вы выглядите неплохо, — сказал доктор. Ланс улыбнулся ему.

— К вам давно рвется один тип. Ланс коснулся пальцем ошейника. «Старый уцелел? Или уже новый?»

— Теодор Ментен. Это ваш знакомый?

Ланс понял, что должен отвечать. Это лучше делать утвердительно, чем отрицательно. Лучше соглашаться. Он кивнул.

Доктор вышел. Ланс хотел спросить, куда он, но вошел другой человек, крупный и седой. Глаза у него были стальными, и возраст исчезал в жестких линиях лица. Он заговорил с немецким акцентом.

— Я Тео Ментен. Помнишь меня? Ланс опять кивнул. Просто так, чтобы не огорчать жестколицего.

— Я спас тебя, привез из… — жестколицый замялся. Ланс улыбнулся: оказывается, его еще и спасли. Но тут же забыл об этом.

— Слушай, ты, придурок, — Ментен наклонился к лицу Лайтмена, — у тебя что, совсем память отбило? Ланс кивнул. «Ну чего он сердится?»

— Я говорил шефу, что эта идея с частной больницей — идиотизм, но он надеялся, что ты просто прикидываешься и попытаешься удрать отсюда. Ты прикидываешься? — Тэо взял Ланса за подбородок. Ланс улыбнулся ему, хоть и было немного больно.

— Dummkopf! Собирай свои костыли.

Ланс не двигался. Ему почему-то очень не хотелось шевелиться. Тэо рывком поднял его с кровати. Ланс упал: протезы еще не приросли. Ему вживили металлические штыри в обрубки костей ног и надели на них электронные протезы, но это случилось очень недавно. Правда, было совсем не больно. Удивительно не больно.

Доктор заглянул в палату и, ругая Тэо, поднял Лайтмена. Тот очень исхудал и был легким, как перышко.

Тэо оттолкнул доктора и взял Ланса поперек туловища. Док отлетел в сторону, ударившись о металлическое плечо Тэо.

— Мы забираем его, — сказал Тэо Ментен, свободной рукой протягивая документы. Бросив Ланса в машину, он прошипел:

— У меня еще ни с кем не было столько хлопот, junge. Ты очень пожалеешь, что не смог выздороветь сам. Никто не хочет больше ждать. Тебя осталось только сунуть в психмашину. Ланс улыбнулся.

Новый заведующий лабораторией не обладал гениальным безумием доктора Сигби. Даже фамилия его была бесцветной — Джексон.

— Он или совсем свихнется, — сказал старший лаборант Коллинз. — или мы, наконец, хоть что-то из него выудим.

Джексон, бледнея от ответственности, махнул Коллинзу, приказывая дать напряжение.

Голова Ланса дернулась под прозрачным колпаком, но экран, регистрирующий излучение мозга, оставался чистым.

— Еще!

— Увеличить напряжение, — продублировал приказ один из младших лаборантов.

— Мы сожжем ему мозги, — сказал Коллинз.

— Увеличить напряжение. — Джексон хорошо помнил приказ «все или ничего». Ланс дернулся еще раз, по телу пробежала судорога.

— Готов, — откомментировал кто-то из лаборантов.

— Отключаю, — подал голос Коллинз.

— Напряжение снято. Сердечная деятельность — нуль. Давление — нуль. Электрическая активность мозга отсутствует.

Джексон не знал, как ему реагировать на то, что происходило. Его предупредили, что в случае удачи, то есть, если пациент придет-таки в себя, его всё равно придется усыпить. Повреждения психики были существенными, а отвечать за риск не хотел никто.

— Питание отключать? — спросил лаборант.

— Подождите, — прошептал Джексон. Он задержал дыхание, стараясь не спугнуть вздрагивающую кривую, возникшую вдруг на экране.

— Я думал, он умер, — тихо сказал Коллинз.

— Они тоже так думали, я имею в виду приборы, — пошутил кто-то из младших.

— «Мертвецы снова восстали», часть третья и для персонала нашей лаборатории заключительная, — поддержал его голос из другого угла.

— Пульс? — шепотом спросил Джексон.

— Нитевидный.

— Давление?

— 90 на 60. Растет.

— Осторожно освободить из-под колпака и подключить к психовизору.

— Ну и везет же парню, — пробормотал лаборант, переваливая Ланса на тележку.

— Лучше бы я умер, чем мне так повезло.

— Может, он хоть на это сгодится?

Над Лайтменом кто-то склонился, черты лица он различал смутно — испанец или индеец, и от него плохо пахло. Потом человеческое лицо вдруг превратилось в жуткую звериную морду. Невероятного какого-то зверя. Чужого. Ланс не видел раньше таких. Звероморда сдвинулась вбок, мир перевернулся — Ланс уже лежал на животе. Лезвие ножа холодило кожу — с него срезали остатки одежды. Кто-то приподнял за волосы его голову.