Андрей Легостаев - Рыцарь без ордена

Граф не спеша ехал среди редких деревьев, конь безошибочно выбирал дорогу — наверное, по запаху или руководствуясь каким-то своим, конским чутьем. За ним ехал лишь один оруженосец, да Тень, которому, собственно, на охоте делать нечего, но вдруг… У графа был старый, опытный Тень, добросовестно относящийся к своим обязанностям. Хотя и его обманывали.

Блекгарт со своим новым орнейским другом, наверное, уже у бивака. За последние дни граф встречался с сыном лишь на приемах и времени поговорить не о делах почти не выпадало. Да и ничего важного другу сказать они не могли, а сын уже вырос, чтобы постоянно его опекать.

За плечами раздался торопливый стук копыт, граф даже не обернулся.

— Роберт! — это его догонял старый сердечный друг Найжел. — Чего такой невеселый?

— А что веселиться-то? — усмехнулся Роберт, когда орней поравнялся с ним и перевел коня на неторопливый шаг. — Скоро мы с тобой расстаемся. И неизвестно — увидимся ли еще?

— Увидимся! — уверенно заявил Найжел. — Вот разродятся мои жены наследниками, и навещу-ка тебя в твоем замке!

— И что мы там будем делать? Охотиться да пировать? Стареем…

— Если ты намекаешь на сегодня… то, ты прав, какая это охота? Вот как мы с тобой в джунглях, помнишь, в развалинах древнего города, гонялись за волосатым орангутаном, что мальчонку похитил. Вот это, я понимаю, охота, когда уже запутался — то ли ты за ним гонишься, то ли он за тобой.

Граф Роберт блаженно улыбнулся, вспомнив.

— А взяли его все ж не силой, а хитростью, — заметил он.

— Не будет жадничать, — рассмеялся Найжел. — Какая разница как там все получилось, если мы вот тут с тобой едем, а его шкура… Впрочем, понятия не имею, где она сейчас. Роберт, все хотел вчера тебя спросить, да не пришлось.

Ловко ты совет старейшин уговорил — все «за» проголосовали. Я понимаю, ты не только боец, но и язык у тебя подвешен здорово — не раз убеждался. Но как ты умудрился уговорить Торнала, старого Трайгала да и других? Старики еще — ладно, они понятливы. Но этот баран из клана бобра? Он же вас, арситанцев, ненавидит!

— Да все проще, чем ты думаешь! — усмехнулся Роберт. — Со стариками как раз — самое сложное, одно неосторожно слово все сломает. А с этим Торналом…

Помнишь, когда мы встретились, на следующий день, я показывал тебе мечи короля Асидора.

— Конечно помню! Ты их старейшине подарил.

— Нет. Если ты обратил внимание, их было ровно семнадцать.

— Ну и что?

— По количеству кланов. Я просто предлагал выбрать меч каждому старейшине.

— Мне не предложил, — несколько обиженно сказал Найжел. И добавил: — Хотя у меня и так отличный меч.

— Это были не мои мечи, — сухо ответил граф, — я выполнял инструкции короля Асидора.

Тогда, на царской дороге, во время вечернего привала в графском шатре оруженосцы вытаскивали на свет и, вынимая из ножен, аккуратно выкладывали на крышку сундука мечи — каждый шедевр кузнечного и ювелирного искусства. Граф с удовольствием взирал как на оружие, так и на реакцию друга. Орней понимал это и старался сдерживать эмоции. Брал меч, иногда вытягивал руку в воображаемом выпаде, иногда делал взмах или, цокнув, качал головой, рассматривая прекрасно ограненные алмазы в золотой рукояти. Ему особо понравился один, почти без украшения, но знаток-то заметит почти неприметное клеймо у самого основания клинка, у кровозаборника:

клеймо знаменитого на весь мир мастера, умершего полтора века назад; каждый меч с его клеймом — неоценимое сокровище.

— И какой-же меч выбрал Торнал? — с некоторой ревностью спросил Найжел.

Граф Роберт расхохотался — громко, от души, так, как он никогда не позволил бы себе во дворце, или вообще при ком-либо, кроме самых близких друзей. Или врагов.

— Не волнуйся, Найжел, из семнадцати мечей остался один. И этот один — тот, который выбрал бы ты. Я видел, как ты к нему примерялся. Он — твой.

Найжел, несмотря на радостную весть, выругался.

— Хвастачи! — в сердцах вырвалось у него. — Только бы на парадах красоваться!

Поэтому-то мы тогда и проиграли вам войну, будь оно все проклято! Да, как подумаешь об этом, так хочется еще дюжину дюжин жен взять и от каждой, чтоб по дюжине сыновей — тогда орнеи вновь станут воинами, а не красавцами во дворцах.

— Царь Мира… — проговорил граф Роберт.

— Что? — не понял друг.

— Ты сейчас сказал то, что делал в свое время Царь Мира.

— А… Твои легенды и сказки… Может, я не прав, но когда видишь… Что это там за переполох впереди?

Шагах в трехстах от них, чуть левее, раздавались крики и призывно трубили рога.

Найжел привстал в стременах.

Прямо на них выскочил мощный зверь — о, красавец, а не зверь! — резко остановился, оскалился на двух всадников, развернулся и устремился в чащу.

— Что это? — быстро спросил граф. — Такого чуда я не видел!

— Я тоже лишь слышал, — ответил Найжел. В его голосе слышались удивление и восхищение одновременно.

— Орнейский лев?

— Похоже…

— Копье!!! — крикнул граф, протянув руку.

О том, что мгновение назад он мечтал, что б так же протянув руку назад получить вино, он забыл напрочь. О том, что жутко не хотел ехать на эту охоту — тоже.

Зверь действительно был достоин «царской охоты». Его называли «львом», поскольку другого аналога было не подобрать, а строением, если не брать в расчет грязно-серую окраску, он на самом деле походил на льва, даже грива такая же. Но орнейский лев превосходил размерами своих «собратьев».

Хищника заметили не только граф и его друг. Со всех сторон раздавались молодецкие кличи — убить орнейского льва почтет за честь любой. Еще бы!

«Он — мой! — думал граф, пришпоривая коня и сжимая копье. — Он — мой!»

Наверное, так думал каждый из тех, кто погнался за хищником. Графу было плевать на это. Он знал, что должен убить этого зверя. Должен — и убьет. В эти мгновения никакие другие мысли просто не могли придти ему в голову.

Скорость и адреналин в крови, ветки хлещут по лицу и где-то вдали за спиной захлебываются бессильной яростью собаки — что может быть прекраснее? Пьян без вина, вот она охота, когда действительно охотно!

Бывает, когда мгновение растягивается в вечность, а случается — часы летят, словно секунды. Если зверь удирает — ату его, ату! А все остальное — прочь, не до того!

Погоня — о-о! Удирающий — не противник, добыча. Как часто в процессе охоты забывают, что затравленный хищник опасней втройне! Лев не олень и, если убегает, знамо есть тому причины. Все это понимаешь, но уже не удержаться: «Догнать, догнать!»— бьет сердце в виски. И не думаешь выдержит ли конь под тобой.

Кажется, что если и упадет, да и пусть, ногами догоню. И не думаешь есть ли кто рядом — один, один справлюсь!