Фриц Лейбер - Мечи в тумане

Бвадрес широко распростер руки и продолжал:

– Наши пересохшие гортани, о Иссек, жаждут твоей воды. Рабы твои с горящими и потрескавшимися губами молят хотя бы о глотке из твоего кувшина. Мы прозакладываем свои души за одну каплю твоей воды, которая остудила бы нас в этом мерзком городе, проклятом черными костями. О Иссек, низойди к нам! Принеси нам твою Воду Мира! Ты нужен нам, мы стремимся к тебе! Приди же, о Иссек!

И столько было в этом последнем призыве страстной мольбы, что коленопреклоненная толпа подхватила его и начала все громче и громче, словно загипнотизированная, скандировать нараспев:

– Приди же, о Иссек! Приди же, о Иссек!

Эти ритмические возгласы проникли в темную комнату, где лежал пьяный Фафхрд и добрались до какой-то бодрствующей частицы его оглушенного вином мозга, хотя очень возможно, что путь туда уже был проторен упоминаниями Бвадреса о пересохших гортанях, потрескавшихся губах и целительных глотках и каплях. Как бы там ни было, но Фафхрд внезапно пробудился с одной лишь мыслью в голове: еще чего-нибудь выпить, и помня только одно – что где-то еще оставалось вино.

Его несколько встревожило, что рука его не покоится на горлышке стоящего под кроватью кувшина, а по каким-то непонятным причинам находится где-то в районе уха.

Он потянулся было за кувшином и с возмущением обнаружил, что не может пошевелить рукой. Кто-то или что-то ее держит.

Не теряя времени на полумеры, могучий варвар мощно повернулся всем телом, желая одновременно высвободить руку и сунуть ее под кровать за вином.

В результате ему удалось перевернуть кровать на бок и себя вместе с ней. Это его отнюдь не обеспокоило и не причинило никаких неудобств его онемевшему телу. Обеспокоило его другое – вина поблизости не было: он не чувствовал его запаха, не видел кувшин даже краем глаза, не треснулся о него лбом…. а ведь Фафхрд помнил, что оставил не менее кварты как раз для такого случая.

В то же самое время он начал смутно догадываться, что каким-то образом прикреплен к тому, на чем спал, в особенности в районе кистей, плеч и груди.

Впрочем, ноги его казались сравнительно свободными, хотя у коленей что-то мешало. Поскольку же, перевернувшись вместе с кроватью, Фафхрд оказался частично лежащим на низком столике и упирался головой в стену, он с помощью очередного могучего поворота и рывка встал на ноги с кроватью на спине.

Оказавшись в вертикальном положении, он огляделся. Занавешенная дверь выделялась на фоне мрака более светлым пятном, и Фафхрд устремился к ней. Кровать застряла в дверном проеме, не давая ему пройти, однако в конце концов, покрутившись так и сяк, Северянин одолел и это препятствие и двинулся вперед со шторой на лице. Он смутно подумал, что выпитое вино, должно быть, парализовало ему руки или какой-то колдун наложил на него заклятие. Уж больно унизительно было Фафхрду идти с руками, поднятыми к ушам. К тому же его голове, щекам и подбородку почему-то было прохладно, – вероятно, и тут не обошлось без черной магии.

В конце концов штора сползла с его головы и он увидел перед собой довольно низкую арку, а за ней – что, впрочем, не произвело на него особого впечатления – толпу коленопреклоненных и раскачивающихся из стороны в сторону людей.

Опять наклонившись, Фафхрд пролез под аркой и выпрямился. Свет факелов буквально ослепил его. Северянин остановился и заморгал ресницами. Когда его глаза немного привыкли к свету, он увидел Серого Мышелова – это было первое, что хоть как-то возвратило Северянина к действительности.

Он тут же вспомнил, что Мышелов был последним человеком, с которым он пил. А значит – в этих делах затуманенный ум Фафхрда работал на удивление быстро, – значит, Мышелов и увел у него из-под носа кварту или даже больше столь ценного снадобья. Северянина обуял неистовый, но праведный гнев, и он набрал в легкие как можно больше воздуха.

Это пока все о Фафхрде и о том, что он увидел.

А вот толпа – впавшая в экзальтацию, поющая и рыдающая толпа – увидела нечто совершенно иное.

Она увидела мужчину божественного сложения, его руки были высоко подняты, а сам он привязан к какой-то раме. Могучего, мускулистого мужчину в одной набедренной повязке, с бритой головой и лицом мраморной белизны, которое казалось на удивление юным. И на этом мраморном лице застыло выражение невыразимой муки.

Если толпе и нужно было еще доказательство (хотя вряд ли), что перед ней стоит бог, всеблагой Иссек, которого она призывала в своих страстных криках, то такое доказательство тут же было представлено: семифутовое видение заорало громовым басом:

– Где кувшин? Кувшин где?

Тут уж даже те несколько человек, что до сих пор оставались стоять, рухнули на колени, а кое-кто из них даже простерся ниц. Стоявшие на коленях лицом в другую сторону принялись поворачиваться на месте, словно перепуганные крабы. Несколько десятков людей, включая и Бвадреса, потеряли сознание, причем у пятерых из них сердце прекратило биться навеки. Около дюжины, и в их числе семь философов и племянница ланкмарского сюзерена, сошли с ума, хотя в данный момент они ничем не отличались от остальных. Толпа прямо как один человек пришла в экстатический ужас: люди ползали по земле, корчились, били себя в грудь и по голове, закрывали ладонями глаза и в страхе смотрели сквозь щелочку между пальцами, как будто перед ними сиял нестерпимо яркий свет.

Нам могут возразить, что хоть несколько человек все же могли узнать в видении рослого служку Бвадреса. Ведь рост у того и у другого был один и тот же. Но ведь сколь разительны были и различия: служка был бородат и космат, видение – безбородо и лысо и, как ни странно, даже безброво; служка всегда ходил в балахоне, видение было почти голым; служка пел приятным высоким голосом, видение хрипло ревело примерно на две октавы ниже.

И наконец, видение было на чем-то растянуто (не иначе как на дыбе) и, мучительно рыча, требовало свой кувшин.

Словом, толпа, как один человек, покорилась.

За исключением, естественно, Серого Мышелова, Грилли, Виггина и Кватча. Они очень хорошо знали, кто стоит перед ними. (Пульг, конечно, знал тоже, однако он, человек вообще-то очень проницательный и теперь твердо обратившийся в иссекианство, просто решил, что Иссек счел нужным явиться им в облике Фафхрда и что им, Пульгом, двигало само провидение, когда он готовил тело Северянина для этой цели. Он даже немножко гордился тем, какое важное положение ему удалось занять в процессе перевоплощения Иссека.)

Однако трех его соратников религиозный экстаз обошел стороной. Правда, Грилли пока не мог ничего предпринять: Пульг все еще лихорадочно цеплялся за его руку.

Но вот Виггину и Кватчу никто не мешал. Несмотря на известное тупоумие и отсутствие привычки действовать по собственной инициативе, они сразу поняли, что гигант, которого нужно было убрать с дороги, может испортить всю игру их странноватому хозяину и его ловкому помощнику в сером одеянии. Более того: они прекрасно знали, что за кувшин с такой яростью требует Фафхрд и кто этот кувшин стянул и опорожнил, поэтому ими, кроме всего прочего, двигал и страх, что Фафхрд может их увидеть, вырваться из своих оков и отомстить.