Найрэ - Тень Хаоса

— Эх, работы много, — сетовал гробовщик. — С этой эпидемией так особенно. Да и помимо этого забот хватает. Трупы привозят такие разодранные в последнее время, что приходится целый день убить, чтобы склеить их и привести в парадный вид. Похороны же это особый обряд, это последний выход в свет. И нужно выглядеть красиво. Кому, как не мне ценить красоту, я вижу её во всем. В пустых глазах и бледных лицах она сильна, как никогда. А ты видишь красоту в убийстве?

— Нет, — твёрдо произнёс Лирнэ. — Я никогда не любил убивать, но так получается.

— Ты пахнешь кровью, я узнаю этот запах. От него никогда не отмыться.

— Я знаю, и знаю, что свой путь мне предстоит выложить трупами.

Дверь отварилась и на кухню вошла совсем юная девушка. Её черные, как смоль волосы были заплетены в две косы, такие же черные глаза смотрели из-под густых ресниц. Роста она была небольшого и необычайно стройна и изящна. Лирне невольно залюбовался этим прелестным созданием.

— Знакомься, это моя дочь Розетта, — сказал Дикрис.

— Для вас, милая барышня, просто Лир, — сказал он, целуя её руку.

Она схватила его пальцем за подбородок.

— Какой типаж! Я набила бы из тебя чучело и поставила б в гостиной. А глаза! Они стали бы красивым дополнением к моим бусам.

— Не обращай внимание! Это она шутит, — рассмеялся гробовщик.

— Можешь забрать моё сердце, всё равно оно мне не нужно, — ответил слегка захмелевший Лир.

Розетта улыбнулась и села на соседнюю «скамейку», плести венок из еловых лап и чёрных лент. Элрэт наблюдал, как эти руки с любовью и заботой плетут траурное украшение. Розетта — черная роза, кладбищенская принцесса! Ей моно любоваться бесконечно.

— Хиллигринов развелось, как опарышей в сортире. Кружат целыми днями над погостом, совсем страх потеряли. Видать Марн негодует.

— Вы веруете в Марн?! — удивлённо спросил Лир.

— Профессия обязывает, да и существование Единого не отрицаю.

— Я бы мог начать тут долгие рассуждения на тему религии, но я, пожалуй, не стану. Скажу лишь, что Единый — лжебог, а жрецы его — жулики и шарлатаны.

— Твоё право. Каждому своё, — развёл руками гробовщик.

Дикрис подлили себе ещё «чаю». Пили они уже не первую кружку. Гробовщик осушил своё пойло залпом и упал носом в стол, громко захрапев.

— Пойду-ка я отсюда, — сказал Лир, вставая из-за стола.

— Я провожу тебя до двери, — Розетта встала, забросив своё рукоделие.

— Твою мать! Где тут выход?! — выругался Лир, спотыкаясь об очередной гроб.

Розетта в толкнула его в одну из комнат. Судя по всему, это была мастерская. По стенам стояли гробы, а в центре на полу лежал ещё один, который показался Лирнэ слишком широким. Пользуясь замешательством и не очень трезвым состоянием Лира, Розетта толкнула его в гроб и запрыгнула сверху.

— Отец не услышит, я подсыпала ему снотворное, — произнесла она, накрывая его губы своими.

Лирнэ ничего не оставалось кроме, как подчиниться. К тому же после такой ночи просто необходима была разрядка. Он ответил на поцелуй и принялся гладить её по волосам. Хотя ощущение странности происходящего его не покидало. Заниматься любовью в гробу с девушкой, с которой знаком меньше часа разве это не безумие?! «Да она же меня просто насилует! А с виду скромница» — подумал он с улыбкой. Розетта и правда взяла всё на себя, а ему оставалось только лежать и вообще не думать.

Элрэт проснулся в гробу, не зная, сколько он проспал. Сначала он впал в ступор, но затем память немного прояснилась, и она вспомнил, что было недавно. Рядом сидела Розетта, волосы её были распущены и изящной волной спускались по обнажённым плечам.

— Долго я проспал? — спросил он.

— Где-то час, — ответила она.

— Мне пора идти, — сказал он, одеваясь.

Девушка вытащила из волос чёрную розу.

— Возьми, это тебя на память.

— Благодарю, мне никто никогда не дарил цветов, тем более таких.

— Это особенная чёрная роза, ей не нужна вода и она никогда не завянет. Храни её.

Лир собрался и ушёл, пообещав зайти ещё когда-нибудь, хотя про себя добавил «не в этой жизни».

«Мир не совершенен!» — в очередной раз напомнил себе Лирнэ, — «Хотя, кому было бы интересно жить в мире населённым сплошь совершенными творениями?» Странно, что в такой момент у него ещё оставались философские мысли. Хорошо, что они у него ещё оставались. Он в очередной раз возрадовался тому, что ему ещё не промыли мозги и не сделали послушным. Элрэт и сам уже стал уставать от мыслей о свободе и сохранении своего «я», хотя возможно эти мысли и помогали ему оставаться в относительно ясном уме.

Казалось целую вечность, он бредёт по волчьему следу. След едва различим, но для охотника виден ясно, он незримой красной нитью стелется по земле. Нить энергии ещё свежая, значит, зверь прошёл недавно.

А всё началось с двух трупов найденных на пересечении Старой Болотной и Низинной улиц. На место тут же прибыли жрецы, которые не поленились вытащить Элрэта из тёплого дома. Несмотря на дикую лень, ему всё же пришлось приехать в один из самых скверных районов города и признать, что разорванные и обглоданные до костей тела вовсе не являются самоубийцами, как он пытался доказать раньше. Да и крупные волчьи следы, тому прямое доказательство.

Лир снова задумался. Вампиры и оборотни стали бедой для людей именно в этот последний год, но это не значит, что их не было ранее, просто тогда, толи они вели себя тише, толи люди поднимали меньше паники. К тому же твари эти, пьют по большей части людскую кровь и едят их плоть, на других же существ нападений в империи практически не совершено. А не может ли то, что в народе уже давно прозвано «Вампирским бунтом», быть целенаправленным проклятием свыше именно для рода людского?

Он отбросил размышления и пошёл по следу дальше. Должно быть, зверь уже понял, что за ним следят и намеренно петлял. Лиру и раньше приходилось выслеживать зверей, но только в лесу, а искать оборотня в условиях города было не очень удобно. Элрэт решил пойти на крайность — использовать способность полиморфа. Сам он к этому прибегать не любил, но недаром, когда-то Фарон научил его надевать на себя звериное тело. Лирнэ не любил эффектных перевоплощений, которыми пользовались некоторые маги-полиморфы. Он мысленно воззвал к зверю-покровителю рода, что бы тот дал ему своё обличье, и вот уже волчьи лапы несли его вперёд и рыжий мех с чёрными подпалинами сверкал на фоне белого снега.

Наступили зимние сумерки, возвещавшие конец короткого дня.

Сотни запахов били в нос, но он чуял только один — запах зверя в сочетании со свежей кровью. Запах привёл его в подворотню. Пахло сыростью и отходами, как обычно только в десятки раз сильнее, Лир почувствовал на себе все прелести волчьего обоняния.