Николаос - Пять ночей. Вампирские рассказки

который всегда мог разглядеть настоящее? Даже ослепленный страстью? Где он,

скажи мне?

За первой рубиновой жилкой протянулась вторая, третья, и внезапно Калеб сделал попытку уткнуться ему в шею, так отчаянно, совсем по-детски. Попытка оказалась тщетной — хоть расстояние между ними и было минимальным, оно таким и осталось.

— Забери меня, Генри, — прошептал он. — Возьми меня назад, я хочу вернуться,

пожалуйста!

— Не могу, миленький. — Демон провел пальцами по его еще мокрым ресницам. — Нет.

Уильяма может и забрал бы, а тебя не заберу. Тебе есть ради чего жить.

Лицо Калеба стало меняться, опять соскальзывая в отчаяние, и голос Демона вновь приобрел жесткость.

— Приди в себя! Ты помнишь, что было вчера?

Тот нахмурился, потом его губы вздрогнули, будто от резкого удара, и он поднес ладонь ко лбу.

— Я… нет, не помню. Сначала Джиа… Нет. Не помню.

— Так я тебе напомню! — зашипел Демон и вдруг легонько ударил его по щеке, а когда он изумленно поднял глаза, дал пощечину по второй — сильнее. — Вчера был

Уильям. С тобой, все время. Ему было так плохо, вон Дагни свидетель, — может,

даже больнее чем тебе. Догадываешься, почему? Он втройне растерян, потому что ни черта не понимает! Калеб, он не понимает, что это за честь, и как мы гордимся нашей Джиа. Он никогда не поймет, насколько это важно, и чем можно ради этого пожертвовать. Он осознает одно — ее у вас забрали. Но он пытается понять,

пытается пережить. И он удержал себя в руках только ради тебя.

— Все… было так плохо? — спросил Калеб неуверенно.

— Все и есть так плохо. Чтобы хоть немного тебя успокоить, он чуть не истек кровью, потому что некогда было рассчитывать, как глубоко себя ранить. Он повторял, что вы должны радоваться за Джиа, повторял, едва сдерживаясь, — ради тебя. Потому что ты был невменяем и не мог ему помочь. И знаешь что? — Демон вдруг отошел в сторону, открывая доступ к окну. — Я на самом деле заберу Уильяма,

ему незачем видеть твой чертов суицид, а там делай что хочешь. Гори синим пламенем. Уильям! Проснись!

Калеб бросил на кровать быстрый взгляд.

— Нет, Генри… пожалуйста.

— Нет? Точно? Тогда используй этот шанс. Он любит ее так же сильно, как и ты, но тебя он тоже любит. Пойми это сначала, а потом убегай — убежать от ответственности всегда легче всего.

Калеб присел на край кровати и, едва касаясь, поправил прядь, упавшую на лицо

Уильяма. Тот наконец приоткрыл глаза, взглянув на него, потом на нас.

Удивительно, что от такого шума он не проснулся раньше.

— Что происходит? — спросил он почему-то шепотом.

— Скажи ему, Кейли, — произнес Демон ровным голосом. — Скажи, миленький. Что ты хотел сделать?

Уильям привстал, держась за руку Калеба и не отпуская. Тот притянул его к себе и коснулся губами шеи.

— Что?

— Я… Я хотел… — Калеб вдохнул, улыбнулся, и у него это вышло так натурально.

— Я хотел сделать кофе, пока садится солнце. Будешь кофе, Дагни?

— Обязательно. Две ложки сахара и сливки.

Демон ушел с Калебом на импровизированную кухню, оставив меня сидящей на краю кровати. Уильям свесил ноги на пол рядом со мной, и я потянулась к его повязке.

— Дай посмотрю.

Он разрешил. Видимо, повязку сменил Калеб, когда Уильям спал, потому что она не была сделана наспех. На удивление, рана выглядела совсем не так страшно, нельзя было и подумать, что вчера сюда воткнули осколок стекла. Чуть ниже шла цепочка аккуратных швов, но их я решила оставить в покое и не спрашивать.

— Ты мог умереть.

Уильям пожал плечами.

— Наверное.

— Тебя это не пугает?

Он посмотрел мне в глаза, и я поняла — нет, не пугает. Кое-что другое его пугает гораздо больше.

— Однажды ради них я убил человека, который когда-то спас мне жизнь.

— Сожалеешь?

— Не в том дело. Это все-таки был человек, он считал меня своим другом. А я уже так не считал. Так что если я способен принести им в жертву жизнь, то почему не свою?

— Ты думаешь, кто-то из них умер бы за тебя?

Иногда во мне совсем не вовремя просыпается моя профессия, и приходится жалеть о сказанном. Но, кажется, Уильяму вопрос показался вполне приемлемым.

— Мне этого не нужно. Мне нужно, чтобы он выжил.

Я погладила его по плечу и подумала, что где-то ему повезло. У него в отличие от многих есть смысл жизни.

Уильям пошевелил ногой обрывки своей рубашки, покрытые коркой запекшейся крови.

— Пойду приму душ. Хоть Калеб и пытался меня отмыть, проточная вода и мыло справятся получше.

Подождав, пока не услышу звук душа, я заглянула на кухню. Там витал слабый запах золота инков. Они стояли, обнявшись, Калеб положил голову ему на плечо, а Демон перебирал его волосы на затылке, не прекращая что-то тихо говорить. Я сделала шаг назад — если еще раз сегодня доведется услышать про большую честь, мне просто станет дурно. Но кофеварка со звоном отключилась, и я все же решила войти,

тем более что они отпустили друг друга. Демон только погладил его по лицу, и

Калеб поцеловал его ладони. Слишком естественно, если вы меня понимаете.

— Мы пойдем, — сказал Демон, — попрощайся, Дагни.

— А кофе?

— В следующий раз.

— Но… — начала я, но договорить у меня не было шансов. Мы были уже в дверях. -

До свиданья.

— Рад был тебя видеть, Дагни, — ответил Калеб, держа в руках кофеварку.

Демон почти вытолкал меня из номера и поспешно закрыл дверь.

— Им надо побыть вдвоем, а ты можешь выпить кофе и в баре.

— Не хочу я в бар, он у меня теперь ассоциируется с Сидди и…

— С чем?

— С «Новоорлеанской девой». — Я сделала «бр-р-р-р», и Демон едва подавил усмешку.

— Может, ты меня угостишь?

— Напрашиваешься?

— Напрашиваюсь, — кивнула я, — без зазрения совести. Но перед тем как ты согласишься, ответь мне на один вопрос.

— Говори.

— Почему ты так себя ведешь?

Он глядел на меня, и в глазах была невинность и пустота.

— Как — так?

— Будто тебе не все равно. И не говори, что дело только в не сравнимой ни с чем вам оказанной чести.

— Чувствуешь что-то м-м… меркантильное?

— Вроде того.

— А ты исправляешься, — сказал Демон почти удивленно. — Неплохо. На самом деле

Эркхам дает неприкосновенность не только Чериш, но и ее семье. И пусть морально я не их семья, но я их создал. И это особое отношение.

— А разве ты в этом нуждаешься?

— Смирись, мы никогда не поймем друг друга. Нет, не нуждаюсь. Мне давно плевать,

что обо мне думают, я никого не боюсь. Никто в здравом уме не заведется со мной,

потому что моя репутация говорит за меня. Это касается элиты, самых сильных, а про мелочь я молчу. Но иметь отношение к Эркхам — совсем другое, будто часть ее сияния распространяется и на тебя. Это просто приятно. И ничего расчетливого.