Ирина Ивахненко - Заря над Скаргиаром

Но вернемся к Лио. Рассмотрев берке, он опять хотел выйти на улицу, но столкнулся в дверях с Грало. Тот всплеснул руками:

— Куда это ты навострил лыжи в такую рань?

Разумеется, Грало не ожидал ответа на свой вопрос, и тем не менее услышал в ответ:

— Хочу пройтись хоть куда-нибудь. Скукотища!

Толстые щеки Грало отвисли от удивления. Он схватил Лио за руку и потащил за собой, сказав:

— Сейчас прогуляешься!

Настоятель сидел в постели и протирал глаза. При виде влетевшего к нему в спальню Грало он зевнул и спросил:

— Чего это ты, братец Грало, мечешься с утра пораньше?

— А вот вы послушайте, отец Абакар! Вот этот вот, — Грало ткнул пальцем в Лио, — говорит! Он, говорит, хочет пройтись!

Грало возбужденно размахивал руками и то и дело переводил дух.

— Хм, интересно, — задумчиво сказал настоятель. — Спасибо, Грало, можешь идти. А ты, Лио, присаживайся.

Тут он спохватился: то, что все приняли за животное, могло оказаться кем угодно.

— Или, возможно, мне следует говорить вам «вы»? — сказал он уже без покровительственных ноток.

— Не знаю, — просто ответил Лио. — Как вам будет удобнее.

Норло перешел на привычное «ты» и продолжал:

— Расскажи мне о себе: кто ты, откуда, как попал к нам?

Лио подкатил глаза к потолку, помолчал с минуту и сказал:

— Кто я и куда иду, не знаю, а расскажу, что помню. Первое — это горы. Я лежал на вершине одной и смотрел, как встает солнце. Потом я спустился вниз и шел на восход, — день, второй, третий… Кругом был снег, камни, было очень холодно. Я часто падал и все время куда-то проваливался. Потом я увидел перед собой свет и шел на него. Вставало солнце. У меня подгибались ноги, и я стал ползти. Что-то черное навалилось на меня, и я снова куда-то провалился, а потом сразу оказался в большом зале, где сидели вы и еще другие. Тот… Грало… отвел меня в сарай. Пришли дети и очень много говорили. Я запомнил слова и многое другое из их разговора, чего назвать не могу. Теперь я говорю. Вот и все.

Норло слушал — и не знал, верить ему или нет. Получалось так, что Лио помнит себя с тех пор, как кончилась гроза, и пришел откуда-то оттуда. Настоятель вышел в другую комнату, взял из ящика шкафа подзорную трубу, прошел по коридору и поднялся по винтовой лестнице на дозорную башню, стоявшую посреди монастыря и выходившую окнами на все четыре стороны света. Подойдя к западному окну, он направил трубу вдаль. Долго искать ему не пришлось: от самой вершины горы Аскер шла вниз борозда в снегу, еще не совсем занесенная ветром, а дальше на восток вела цепочка следов. Похоже было на то, что кто-то перевалил через гору, поднявшись с западной стороны и спустившись с восточной. Но кто полезет на гору, если можно ее обойти? Да еще в такую грозу, когда расти там травинка — и ту бы сожгло. Хотя почему на вершине столько снега? Молнии обязательно расплавили бы его. Снегопада с тех пор не было, так откуда же взялся снег? Норло вернулся в глубокой задумчивости.

Лио сидел в той же позе, в какой оставил его настоятель, и смотрел в окно.

«Совсем как аврин! — невольно подумал Норло. — До чего же осмысленный взгляд… И какой редкий цвет… У большинства авринов глаза или карие, или желтые, или зеленые, а у этого — подумать только — синие! Был бы тут Эбас — сказал бы, что эти глаза цвета медного купороса. А какие ресницы! В жизни не видел таких ресниц: вполне годятся на то, чтобы обмахиваться в жару. А шерсть! Ну что это за шерсть — белая, да еще с каким-то непонятным оттенком. Уродец, одним словом. Правда, те два франта, что приезжали недавно из Уэрлериона , говорят — теперь такая мода. Но я им не верю: не бывает такой моды. И сами, как чучела: брови вымазаны углем, шерсть напудрена мукой, патлы свои завивают колечками, — и хотят, чтобы и остальные выглядели точно так же, расписывая, как это красиво. Одно у этого Лио хорошо: шерсть такая короткая и гладкая, словно полированная. А я вот к весне всегда облезаю…»

Норло словил себя на том, что начинает завидовать этому, как он его назвал, уродцу, который, тем не менее, идеально вписывался в последние требования моды. Справедливо решив, что зависть — не особенно плодотворное чувство, он придал своим мыслям иное направление. Неважно, откуда этот Лио появился, — важно, что его можно использовать.

Заложив руки за спину, Норло принялся ходить по комнате. Он пока смутно представлял себе, на что годится это странное существо, но что-то подсказывало ему, что из этого может получиться очень неплохая интрига.

— Скажи-ка мне, Лио, — начал он, — когда ты впервые увидел солнце, оно висело над самым горизонтом или уже поднялось над горами?

— Я открыл глаза в тот миг, когда блеснул первый луч, — ответил Лио. — Я видел уже четыре восхода и могу быть уверенным в своих словах.

— Вот как? — покачал головой настоятель. — В таком случае тебе крупно повезло, потому что у тебя…

Норло осекся, кляня себя в душе за неосмотрительность: кто знает, что у этого создания на уме. А между тем слова, едва не сорвавшиеся у него с языка, значили буквально следующее: у того, кто родился в момент восхода или захода солнца, на грани дня и ночи, было два божества-покровителя.

Норло почувствовал, что у него дрожат колени. Вот он, тот счастливый случай, которого он так долго ждал и который позволит ему вырваться из рамок привычного существования и начать новую жизнь! Эта тварь, сидящая здесь на стуле, настолько необычна, что охочие до зрелищ бездельники заплатили бы немалые деньги, чтобы только поглядеть на нее. Но он, Норло, сделает больше, — о, гораздо больше! Это полуживотное-полуаврин, похоже, на редкость сообразительно, и его можно будет научить всяким штукам вроде… вроде…

И тут на Норло снизошло озарение. Он будет проповедовать ! Неважно, кто из двух покровителей этого создания — Нур или Матена — наделил его даром речи, но только это — величайший дар, и он, Норло, не даст ему пропасть. Он вложит в его уста пламенные речи о спасении душ, на которые священники никогда не скупятся, и отправится с ним в более обжитые места Скаргиара, чем эта Валиравина. Толпы любопытных ринутся поглазеть на удивительное создание, сошедшее с небес, чтобы провозглашать волю богов на земле, и многие, увлеченные его словами, будут каяться в своих грехах и приносить богатые пожертвования. Этот Лио станет кумиром, посланцем высших сил, а он, Абакар Норло, — его скромным помощником и первым почитателем, но — только для посторонних. На самом деле именно он будет хозяином, и все дары и подношения будут попадать прямехонько в его карман, ну а слава — без славы он тоже не останется. Правда, надо будет очень внимательно следить, чтобы его «божество» не вышло из повиновения и чтобы никто посторонний не надоумил его сделать это, — ну да разве он, Норло, с этим не справится? Он так воспитает Лио, что тот будет верить любому его слову и сделает все, что он только ему прикажет.