Роберт Джордан - Новая весна

Лан отыскал Элис посреди почти опустевшей улицы, на полпути вверх по холму: перед ней присела в реверансе худенькая молодая женщина, чьи блуза и шаровары были расшиты красными и золотыми узорами, столь же затейливыми, что и вышивка на дорожном платье Элис. Кандорцы ничуть не лучше южан, коли дело касается вышивки. Неслышно ступая, он приблизился к Элис сзади и встал у нее за спиной на таком расстоянии, чтобы слышать разговор женщин.

– Какая-то семья Сахира живет в трех улицах в ту сторону, миледи, – промолвила худая женщина, указав взмахом руки. – И кто-то, по-моему, еще живет на Южном Холме. Но не знаю, зовут какую-то из них Авинэ или нет.

– Вы мне очень помогли, госпожа Маришна, – с теплотой произнесла Элис. – Благодарю вас.

Благосклонно приняв еще один реверанс, она стояла и смотрела, как та худенькая женщина идет вверх по холму. Как только госпожа Маришна оказалась подальше и не могла ее слышать, леди Элис заговорила вновь, и голос ее был далек от сердечного.

– Мастер Лан, не желаете ли, чтобы я продемонстрировала вам, как в Белой Башне наказывают за подслушивание?

Лан едва не заморгал от изумления. Сначала она ухитрилась выскользнуть из общей залы незамеченной, так что он и шороха не уловил, а теперь сумела услышать его, когда он старался не шуметь. Поразительно! Видно, она и в самом деле Айз Седай. А это означает, что она, наверное, присматривается к Рину, желая сделать его своим Стражем.

– Пожалуй, нет, – сказал Лан, обращаясь к ее затылку. – У нас в Чачине дело, которое не терпит отлагательств. Возможно, ваши поиски пойдут быстрее, если мы поможем вам найти эту Авинэ Сахира.

Она резво развернулась к Лану и, выпрямившись во весь рост, вперила в него свой взор. Лану показалось, еще немного, и она просто привстанет на цыпочки. Да нет, навряд ли она Айз Седай, несмотря на властно-ледяное выражение лица. Ему доводилось видывать, как Айз Седай, куда ниже ростом, без всяких усилий подчиняли своей воле целые залы, заполненные людьми, которые и понятия не имели, кто те такие.

– Будет лучше, если вы забудете, что вообще слышали это имя, – холодным тоном промолвила Элис. – Крайне неблагоразумно вмешиваться в дела Айз Седай. А теперь можете оставить меня. Однако надеюсь, что когда я завершу свои дела, то найду вас готовыми к немедленному отъезду. Если верно, что Малкири, как мне говорили, держат свое слово.

Выдав такое оскорбление, она зашагала в направлении, указанном ей той худенькой госпожой Маришной. О Свет, да у этой Элис язычок острее бритвы!

Когда Лан возвратился в «Меч пахаря» и рассказал Букаме, чему был свидетелем, старший его товарищ обрадовался. Иными словами, обычная его хмурость слегка рассеялась – все равно что кто-то другой расплылся в довольной ухмылке.

– Может, от нас она хочет только защиты, пока не отыщет эту женщину. И ничего больше, – сказал Букама.

– Это не объясняет, почему она следила за нами целый день, – заметил Лан, усевшись на скамью перед своей миской с кашей. Раз на то пошло, то можно и завтрак закончить. – И никакого намека, почему опасалась к нам приблизиться. По-моему, эту женщину так же легко напугать, как и тебя.

На это Букама ничего не ответил.

Лан понимал, что эта поездка в Чачин будет из тех, которые ни за что не забудешь, и подозрения оправдались. Ехали они быстро: обгоняли вереницы купеческих фургонов, в деревнях надолго не задерживались и ночевали больше под звездами – заплатить за ночлег в гостинице никто из путников не мог, тем более сразу за четверых, да еще с лошадьми. Вполне подходили сараи и сеновалы – когда в надвигающихся вечерних сумерках удавалось найти сарай или сеновал. На многих холмах вдоль дороги не встречалось ни деревни, ни фермы, только высились дубы и стояли болотные мирты, сосны и ели, в окружении разбросанных там и сям куп невысоких буков или кислокамедника. Одиноких ферм в Пограничных Землях не найдешь:

стоящая вдали от крупных селений ферма, раньше или позже, превращалась в кладбище.

Элис продолжала разыскивать ту женщину, по имени Сахира, она расспрашивала о ней местных жителей в каждой деревне, через которую проезжал отряд, причем держалась подальше от Лана и его товарищей и замолкала, стоило им к ней приблизиться. Этой особе ничего не стоило ожечь их ледяным взором. Во всяком случае, взгляды, какими она одаривала Лана, так и дышали морозом. Рин сидел в седле как на иголках, смотрел на нее круглыми глазами, то суетился, то порывался исполнить какое-нибудь ее поручение, то принимался сыпать комплиментами, словно льстивый придворный, увивающийся за дамой. В общем, вел себя так, будто так и не сумел решить, то ли очарован ею, то ли испуган, продолжая метаться между двумя крайностями, а она снисходительно принимала и его раболепие, и его восхваления как должное, мелодичным смехом откликаясь на шутки.

Нельзя сказать, что внимание Элис всецело было поглощено Рином. Редко проходил час, когда бы она ни прощупывала спутников вопросами, каждого поочередно, и вскоре стало казаться, будто ей хочется вызнать подноготную жизни каждого из них. Женщина была точь-в-точь рой черной мошки: неважно, скольких ты прихлопнешь, все равно хватит, чтобы тебя покусали. Даже Рину достало ума уклоняться от подобного рода расспросов. Прошлое принадлежит самому мужчине и тем, кто прожил его вместе с ним; прошлое – не предмет для досужей болтовни с излишне любопытной женщиной. Несмотря на ее расспросы, Букама продолжал брюзжать днем и ночью. Едва ли не каждое второе замечание, слетавшее с его языка, касалось не данной Ланом клятвы. Лан начал уже подумывать, что единственный способ заставить того умолкнуть – принести обет не давать вообще этой пресловутой клятвы.

Дважды из Запустения тяжело накатывались плотные темные тучи и обрушивали сильные ливни: ледяные струи хлестали вперемешку с крупным градом, и размером градины были таковы, что вполне могли рассечь человеку голову. По весне самые страшные бури всегда приходят из Запустения. Когда первые из тех туч начали затемнять северный горизонт, Лан принялся высматривать местечко, где толстые ветви деревьев дали бы какое-никакое укрытие, а вдобавок не помешало бы и одеяла между ними растянуть, однако Элис, поняв, что на уме у Лана, холодно промолвила:

– Незачем останавливаться, мастер Лан. Вы – под моей защитой.

Весьма в этом сомневаясь, Лан по-прежнему подыскивал возможное убежище, когда на путников обрушилась гроза. По враз потемневшему, как ночью, небу зазмеились голубовато-белые молнии, ослепительные вспышки перемежались оглушительными раскатами грома – как будто над головами грохотали чудовищные литавры. Но ливень стеной полился по невидимому куполу, который двигался вместе со всадниками, а градины от незримой преграды отскакивали совершенно беззвучно, что создавало жутковатую картину. Когда налетела вторая гроза, Элис укрыла свой отряд таким же щитом и, казалось, была удивлена, когда спутники не преминули поблагодарить ее. Лицо Элис сохраняло невозмутимость, и ни на волосок не поколебалось это спокойствие, столь превосходно копировавшее безмятежный облик Айз Седай, но некий огонек промелькнул в ее глазах. Какая странная женщина.