Роберт Джордан - Око Мира

— Скоро, — прошептал Лан. — Совсем скоро.

Молния расколола небо над лагерем, пройдя так близко, что Перрин почувствовал, как встали дыбом волосы у него на руках, на голове, когда разряд насытил воздух электричеством. Земля сразу за палатками разверзлась от удара, взрыв на земле соединился со вспышкой в небе. Свет еще не померк, а Лан уже повел Эгвейн и Перрина вперед.

При первом же шаге беглецов еще одна огненная стрела рассекла черноту. Молнии градом посыпались одна за другой, так что ночь будто мигала, проявляясь в кратких всполохах тьмы. Неистовствовал гром, его раскаты сливались в оглушительный барабанный грохот. Охваченные ужасом лошади дико ржали, их ржание заглушалось почти беспрерывно гремящим громом. Из палаток выскакивали всполошенно люди, некоторые в белых плащах, некоторые едва успев одеться, одни метались туда-сюда, другие стояли словно оглушенные.

Лан потащил Перрина и Эгвейн через всю эту суматоху чуть ли не бегом, Перрин замыкал цепочку. Белоплащники смотрели на проходящих мимо дикими, выпученными глазами. Некоторые что-то им кричали, выкрики затерялись в грохоте с небес, но, видимо, из-за белых плащей на плечах у беглецов, никто не пытался задержать их. Между палатками, из лагеря в ночь, — и ни один не поднял против них руки.

Почва под ногами Перрина стала неровной, и ветки хлестали по телу, когда его тащили сквозь кусты. Полыхнула и погасла молния. Эхо громового рокота прокатилось, затихая, по небу. Перрин обернулся. Там, среди палаток, пылали огни. Должно быть, молнии угодили в палатки, или, наверное, в царящей панике кто-то опрокинул лампы. По-прежнему раздавались крики, тонкие в ночи, — командиры старались восстановить порядок и выяснить, что же произошло. Местность начала подниматься, и палатки, огни и крики остались позади.

Неожиданно Перрин едва не уткнулся в спину Эгвейн; Лан остановился. Впереди в лунном свете стояли три лошади.

Шевельнулись тени, и донесся раздраженный голос Морейн:

— Найнив не вернулась. Боюсь, эта молодая женщина выкинула какую-нибудь глупость. — Лан резко развернулся, словно собираясь отправиться обратно, но одно-единственное, резкое, как щелчок кнута, слово Морейн остановило его: — Нет! — Страж стоял, искоса глядя на нее, ясно виднелись лишь его руки и лицо, но и на них плясали тусклые пятна теней. Морейн продолжила более мягким тоном; более мягким, но не менее твердым: — Одно важнее всего прочего. Тебе известно об этом. — Страж не двинулся с места, и голос Айз Седай вновь стал жестким. — Вспомни свои обеты, ал'Лан Мандрагоран, Лорд Семи Башен! В чем обет Коронованного Битвой Лорда Малкири?

Перрин моргнул. Это все о Лане? Эгвейн что-то шептала, но он не мог глаз отвести от живой картины: Лан, стоящий будто волк из стаи Пестрой, загнанный волк, перед миниатюрной Айз Седай, тщетно ищущий спасения от надвигающегося на него рокового конца.

Замершую сцену нарушил треск подлеска. В два длинных шага Лан оказался между Морейн и источником звука, бледный лунный свет пробежал по мечу. В хрусте и треске подлеска из-за деревьев выскочила пара лошадей, одна со всадником.

— Бела! — воскликнула Эгвейн в тот же миг, как со спины косматой кобылы Найнив сказала:

— Насилу нашла вас. Эгвейн! Благодарение Свету, ты жива!

Найнив соскользнула с Белы, но, едва она шагнула к односельчанам, Лан ухватил ее за руку, и она встала как вкопанная, уставясь на него.

— Нужно уходить, Лан, — сказала Морейн голосом вновь спокойным и невозмутимым, и Страж разжал пальцы.

Найнив, потерев руку, поспешила к Эгвейн и крепко обняла ее, но Перрину послышался еще и тихий смешок. Последнее привело его в недоумение, поскольку вряд ли это имело отношение к тому, что она обрадовалась вновь свидеться с ними.

— Где Ранд и Мэт? — спросил Перрин.

— Где-то, — ответила Морейн, а Найнив что-то негромко произнесла резким тоном, от которого охнула Эгвейн. Перрин заморгал; краем уха он уловил самый хвост ругательства фургонщиков и грубых проклятий.

— Ниспошли Свет, чтобы с ними все было хорошо, — продолжала Айз Седай как ни в чем не бывало.

— Хорошо никому из нас не будет, — заметил Лан, — если Белоплащники нас обнаружат. Скидывайте эти плащи и садитесь на лошадей.

Перрин влез на лошадь, которую привела вместе с Белой Найнив. Отсутствие седла его не смущало: дома он нечасто ездил верхом, но когда доводилось, то более удобным ему представлялось ездить на неоседланной лошади. Белый плащ был у Перрина еще с собой, свернутый теперь и привязанный к его поясу. Страж говорил, что они не должны оставлять лишних следов для гонящихся за ними Детей. Ему все еще чудился от плаща запах Байара.

Когда отряд двинулся в путь во главе со Стражем на высоком черном жеребце, Перрин еще раз почувствовал прикосновение Пестрой к своему разуму. Когда-нибудь встретимся вновь. Больше чувство, чем слова, оно обещало предопределенную встречу, предчувствовало то, что должно случиться, и все пролетело, наслаиваясь друг на друга. Смешавшись во внезапном страхе и спешке, юноша попытался спросить, когда и почему. След волков становился слабее, понемногу исчезая. На все его отчаянные вопросы был тот же самый слабый ответ. Когда-нибудь вновь. Этот ответ еще долго преследовал мысли Перрина уже после того, как ощущение присутствия волков угасло.

Лан медленно, но уверенно вел отряд на юг. Холмистая местность с густым, невидимым, но слышным под копытами подлеском, закутанное в ночь бездорожье, прячущиеся в тенях деревья, призрачно темнеющие на фоне неба, не позволяли всадникам двигаться с хорошей скоростью. Дважды Страж отделялся от отряда и сворачивал назад, в сторону сколотой луны, — они с Мандарбом становились одним целым с ночью. Оба раза Лан возвращался с сообщением, что нет никаких признаков погони.

Эгвейн держалась подле Найнив, чуть позади нее. Обрывки негромкого, но взволнованного рассказа девушки доносились до Перрина. У этих двоих было такое приподнятое настроение, будто они снова обрели дом. Перрин трусил в хвосте маленькой колонны. Изредка Мудрая поворачивалась в седле и посматривала на Перрина, и всякий раз он махал ей рукой, словно бы давая понять, что с ним все в порядке, и оставался на месте. У него находилось о чем подумать, хотя разобраться в своих мыслях ему было нелегко. То, что должно случиться. Так что же должно случиться?

Когда Морейн распорядилась о привале, Перрин решил, что до рассвета ждать осталось недолго. Лан отыскал лощинку, где в выемке на склоне ему удалось разжечь костерок.

Тут наконец ребятам разрешили избавиться от белых плащей и зарыть их рядом с костром. Когда Перрин собирался засунуть плащ в выкопанную ямку, его взгляд привлекло вышитое на ткани золотое солнце и две звезды под ним. Он выронил плащ, словно обжегшись, и отошел прочь, вытирая руки о куртку, потом сел в сторонке от всех.