Роберт Джордан - Нож сновидений

Постаравшись выровнять дыхание, он вошел. Петли скрипели даже здесь. Слуги остолбенели, когда он попросил немного масла для смазки – это их обязанности, а не гостей – но и это ничего не изменило.

Довольно просторная комната с высоким потолком была оклеена элегантными темными обоями и обставлена резной, с узором в виде лозы мебелью – креслами и небольшими столиками. Над его головой заплясали языки пламени, даже нарядные железные светильники были надлежащей высоты. Не считая книжной полки, книги на которой выглядели довольно старыми, с облупленными переплетами, и все он читал прежде, только маленькая чаша из воспетого древа была создана руками Огир. Прелестная вещичка. Жаль, что он не распознал, кто ее воспел. Но кто бы это ни сделал, было это так давно, что расслышать удавалось только слабое эхо. И все же обстановка комнаты была создана кем-то, кто по крайней мере бывал в стеддинге. Все выглядело по-домашнему. Конечно, не слишком похоже на жилые комнаты в стеддинге, но предок Лорда Алгарина не пожалел усилий, чтобы его гости чувствовали себя удобно и комфортно.

Рядом с одним из кирпичных каминов стояла его мать – женщина с суровым лицом, у огня сушившая свои юбки. Лойал проглотил вздох облегчения, увидев, что она не настолько промокла, как он думал. Похоже, что независимо от сказанного ранее, они все же нашли время обсушиться. Их дождевики, должно быть, протекли. Используемое для пропитки накидок минеральное масло через некоторое время вымывалось. Но может быть, ее настроение не настолько скверное, как он боялся. Седой Старейшина Хаман, качая головой, изучал снятый им со стены топор, рукоять которого почти равнялась его росту. Яркий кафтан Огир местами потемнел от влаги. На стене оставался парный топор, также инкрустированный золотом и серебром. Оба были изготовлены во времена Троллоковых Войн или даже ранее, дополненные парой испещренных живописными вставками садовых ножей, тоже с длинными рукоятями. Конечно, садовые ножи, заточенные с одного края и имевшие пилку с другого, всегда имели длинные черенки, но инкрустации и свисавшие красные кисточки указывали, что они предназначались и в качестве оружия тоже. Не самый удачный выбор для декорации помещения, предназначенного для чтения, беседы или тихой безмолвной медитации.

Но глаза Лойала уже метнулись мимо матери и Старейшины Хамана ко второму камину, где свои юбки сушила маленькая и выглядевшая почти хрупкой Эрит. Прямой рот, короткий приятно скругленный носик, глаза точного оттенка зрелого стручка серебряных колокольчиков. Без лишних слов, она была прекрасна! А ее ушки, стоявшие торчком посреди изумительных сияющих локонов черных волос, волной спускающихся на спину… Гибкие и пухленькие, с изящными кисточками на концах, которые выглядели столь же мягкими на ощупь, как пух одуванчика – это были самые потрясающие ушки, которые ему когда-либо доводилось видеть. Разумеется, он не настолько груб, чтобы сказать об этом вслух. Она улыбнулась ему довольно загадочной улыбкой, и уши Лойала задрожали от смущения. Конечно, она не могла прочесть его мысли. Или могла? Ранд утверждал, что женщины иногда на такое способны, но он говорил о человеческих женщинах.

«Явился, наконец», – сказала мать, упирая в бока кулаки. Вот от нее-то он не дождется улыбки. Брови нахмурены, подбородок отвердел. Если это ее лучшее расположение духа, то промокла она, видимо, насквозь. – «Должна сказать, ты задал мне веселенькую гонку, но я тебя все равно поймала. И теперь ты никуда не сбежишь – что это у тебя там на губе? И на подбородке! Придется сбрить. И не смей гримасничать, Сын Лойал».

Тревожно дотронувшись до поросли над верхней губой, он попробовал справиться с выражением лица – впрочем, не слишком удачно. Когда матушка называла его Сыном, она была не в настроении шутить. Он очень хотел отпустить усы и бороду. Кое-кто назвал бы это претенциозным, принимая во внимание его юный возраст, но тем не менее…

«Действительно, веселенькая», – сухо отозвался Старейшина Хаман, вешая топор обратно на крюки. У него-то имелись внушительные седые усы, свисавшие ниже подбородка и длинная узкая бородка, спадавшая на грудь. Правда, и прожил он уже куда больше трехсот лет – и все равно это казалось несправедливым. – «На редкость веселенькая вышла гонка. Сначала мы сунулись в Кайриэн, услышав о твоем в нем пребывании, но ты его уже покинул. Тогда, после остановки в стеддинге Тсофу, мы двинулись в Кэймлин, где молодой ал’Тор сообщил, что ты теперь в Двуречье, и доставил нас туда. Но ты снова ушел. Предполагалось, что в Кэймлин!» – Его брови поднялись почти до предела. – «Я начал было думать, что мы играем в жмурки».

«Люди в Эмондовом Лугу рассказали нам, какой ты герой», – вмешалась Эрит. Ее высокий голосок звучал подобно музыке. Руки теребили края юбки, уши подрагивали от волнения – казалось, она вот-вот запрыгает от избытка чувств. – «Они рассказали нам все – как ты сражался с Троллоками и Мурддраалами, как в одиночку пошел запечатывать Путевые Врата Манетерена, чтобы к врагам не подошло подкрепление».

«Я был не один», – возразил Лойал, замахав руками. Он боялся, что его уши оторвутся от головы, с такой силой они затрепетали от смущения. – «Со мной отправился Гаул. Мы сделали это вместе. Я никогда бы не добрался до Путевых Врат без Гаула».

Эрит, отметая его слова в сторону, сморщила изящный носик.

Его мать фыркнула. Уши женщины затвердели от отвращения. – «Глупость и безрассудство. Битвы. Опасные приключения. Азартные игры. Все это – чистая глупость, и я положу ей конец».

Старейшина Хаман закашлялся, скрестив руки за спиной, раздраженно подергивая ушами. Он не любил, когда его прерывали. – «Так что мы возвратились в Кэймлин, только чтобы обнаружить, что ты оттуда уже ушел, а затем еще раз в Кайриэн, и снова ты его покинул до нашего появления».

«И в Кайриэне снова подверг себя опасности», – ворвалась в разговор мать, грозя ему пальцем. – «У тебя что, и крупицы здравого смысла не осталось»?

«Айил говорили, что у Колодцев Дюмай ты держался очень храбро», – пробормотала Эрит, глядя на него сквозь длинные ресницы. Лойал судорожно сглотнул. От пристального взгляда девушки в горле пересохло. Он понимал, что должен отвести глаза в сторону, но как можно притворяться безразличным, когда на тебя так смотрят?!

«В Кайриэне твоя мать решила, что не может больше оставаться вдали от Великого Пня. Хотя я и не понимаю, почему – просто невероятно, что они смогут достичь хоть какого-то решения через год, а то и два. Так что мы собирались обратно в стеддинг Шангтай, с крохотной надеждой, что сумеем тебя найти позже». – Старейшина Хаман проговорил все это очень быстро, впиваясь взглядом в двух женщин, словно опасаясь, как бы они его вновь не прервали. Его усы и бородка воинственно топорщились.