Танит Ли - Восставшая из пепла

— Идем, Асрен, — мягко попросила я. Смахнув с лица его свалявшиеся грязные волосы, я взяла его свободную руку. Он позволил мне поднять его на ноги. В дверях Мазлек взял его за другую руку.

— Идем, мой государь, — сказал он.

Из-за маски я не видела, как он плачет, но слезы падали из-под нее ему на грудь темными полосами.

Мы покинули темницу, прошли через погреба и поднялись по бесконечным лестницам ко мне в комнату. Асрен не издал ни звука; завороженный куском янтаря он, казалось, не замечал ничего иного.

Утром я отправилась к Вазкору.

У двери его, как и сказал Мазлек, стоял воин, но для меня не составило труда попасть к нему. Было еще рано, но Вазкор уже поднялся и был одетым, хотя и без маски; он сидел за столом у открытого окна, читая расправленные перед ним документы. Я подумала, что он, возможно, еще слаб и болен, но он не жаловался ни на слабость, ни на болезнь. Наверное, мое собственное горе отпечаталось на его внешности, делая его неуязвимым, жестоким и сильным.

Он поднялся и стоял, глядя на меня и на мою позаимствованную одежду.

— Доброе утро, богиня. Я должен попросить в Эшкореке золотую маску для тебя.

— Вазкор, — сказала я. — Я нашла Асрена.

Его лицо изменилось, легкое смещение темных плоскостей. Он равнодушно переспросил: «В самом деле? Должно быть, это не доставило тебе удовольствия».

— Тут дело не только в моем неудовольствии. Я нашла его, и теперь он у меня в комнате. Он под моей защитой. То, что ты с ним сделал, невыразимо словами, непростительно, и я не позволю тебе больше ничего сделать. Мельком посмотрев на меня, он отвернулся и принялся складывать в стопку бумаги на столе.

— Если ты желаешь быть его нянькой, то это твое личное дело, богиня.

Тебе придется кормить и одевать его, мыть, помогать ему отправлять свои человеческие надобности и подмывать его после этого. Задача, которую я вряд ли поручил бы твоим заботам. Однако если это утешит тебя, то пожалуйста. Я только попрошу тебя не перенапрягать свои силы. У тебя скоро будет собственный ребенок.

— Ребенок? — переспросила я, чувствуя, что задыхаюсь. — Ребенок? Твое семя, Вазкор. Существо, которое несомненно будет иметь сходство со своим родителем. Почему ты не убил его? Почему ты убил только мозг?

— Он еще может быть полезен для меня. В его нынешнем состоянии я могу управлять им, когда и как пожелаю.

— Нет, — заявила я.

— В настоящее время нет, — поправил он. — Я рад, что ты спасла его, богиня. Наверное, ты очень удачно предвидела события.

— Ты больше не причинишь ему вреда, — поклялась я.

— Ты забываешь, богиня, что тебе тоже доводилось уничтожать людей без причины. Твой Мазлек, думаю, вспомнит караванщиков, которых ты убила просто для доказательства, что они — твои. Наверное, это и будет твоим ответом мне — убить Асрена, когда я приду за ним.

Я оставила его и вернулась к себе в комнату, вспомнив о том, как стояла перед ним на коленях в пещере и плакала из-за него, и чувствовала, что сойду с ума.

Однако Асрен у меня на какое-то время в безопасности. Черная тень какое-то время не будет нас тревожить.

Он, казалось, толком не сознавал своего нового окружения. Я не могла определить, сделался ли он сколько-нибудь счастливее или нет. За его телесными надобностями стала присматривать в конце концов не я, а хромая девушка; она заботилась о них прежде, и ее это, похоже, не расстраивало. Я тогда ненавидела себя за то, что не могла делать для него этого, не давала себе никакого покоя, и все же это было настолько чуждо моим собственным надобностям… Наверное, со временем я смогла бы научиться. Но когда он бывал чист, она приводила его ко мне, и я одевала и кормила его, как малое дитя. Не помню, доставляло ли мне это какое-то удовольствие, какое-то косвенное материнское удовлетворение. Помнится, делая это, я часто плакала потихоньку, чтобы не смутить его своими слезами. Он легко смущался и пугался, как малый ребенок. Дождь за окном, какой-нибудь шум в башне, внезапно открывшаяся дверь в мою комнату — любое из этих событий могло вызвать у него шок и заставить спрятаться за ближайшим предметом меблировки.

Попытки занять его поглощали мои дни — драгоценными украшениями как игрушками, тенями от моих рук на стене, принимающими облик каких-либо зверей или птиц с крыльями. Я нашла путь на окруженную зубцами крышу и выводила его туда на прогулку со следующим за мной, как тень, Мазлеком: взад-вперед и вокруг, вдоль мрачного парапета. Мазлек поймал на складе мышь и принес ее ему. Мы кормили ее остатками сыра и хлеба, и она очень быстро стала совсем ручной, не проявляя никакого желания убежать. Асрену нравилось наблюдать за мышью и гладить ее. В эти минуты на лице у него появлялся еле заметный отблеск интереса, и я ухватывалась за него в безграничной надежде, что смогу восстановить разум и обучить его быть таким, каким он был. Но мне было нечего исцелять, ибо ничего не осталось. Ничего. Он спал на тюфяке у моей постели; он мог бы получить постель, а я тюфяк, но занавески пугали его, и он там не засыпал. По ночам я лежала без сна, прислушиваясь, как он дышит во сне, спокойно, сладко. Я могла посмотреть па его лицо, разглаженное сном, и увидеть его таким, каким он был, каким я никогда его не видела.

Кроме своего времени, я отдала ему всю свою любовь, какая еще оставалась во мне. Прежде он отверг меня, а теперь я была для него лишь символом, защитой, и потому он принимал руку, державшую его, мои поглаживания по его лицу, которые, казалось, его утешали.

Мазлек молча охранял нас, запертый в собственном аду. Он никогда не заговаривал с Асреном, но когда ему требовалось позвать его, Мазлек обращался к нему, называя ничего не значащим титулом «государь».

Тогда это время казалось долгим, но, думаю, оно было не очень долгим.

Я вдруг вышла из полусна, в котором жила. Мне ничего не было известно о положении Вазкора, и я должна была узнать о нем, так как оно могло затронуть Асрена — уж на это-то Вазкор намекнул. Конечно же, он нашел ему какое-то применение, хотя пока и неясное для меня. Почему же Вазкор, который ничего и никого не терял зря, держал его здесь живым?

В тот полдень, когда мы вышли погулять вдоль парапета, я увидела стоявшего в одной из выступавших ниш стены эзланнина и утащила Асрена с глаз долой. Первый часовой, выставленный Вазкором. И стоял он не лицом на юг, к долине, а на северо-запад, к Эшкорек-Арнору и Городам пустыни.

Я увела Асрена вниз. Мне не хотелось, чтобы они увидели его таким, каким он стал.

Гору омыл розово-красный вечер, плавающий со звездами.

Мазлек сообщил мне, что Вазкор созвал своих воинов в зал и велел присутствовать коменданту. Где-то под утро вернулся гонец из Эшкорека. Должно быть, я тогда спала и не услышала скрежета тянущегося через зловещий ров моста, цокота копыт и усталых шагов во дворе. Я оставила Мазлека охранять Асрена и спустилась в зал одна.