Сергей Лифанов - Приют изгоев

Перед самым обедом появился Форнакс — малость навеселе; вывел на делянку свою трепалку и пошел следом за ними, тоже напевая что-то.

Соседние делянки постепенно тоже стали заполняться народом, хотя появление десяти человек на квадратную милю мало прибавило оживленности восемнадцатому квадрату.

Вечером, незадолго до заката, прибежала возбужденная Эйли и сообщила, что ушки начали надуваться и у них, на восемнадцатом квадрате, на соседней делянке. Кратерис стиснул зубы, пробормотал проклятие и работал как заведенный до самого ужина, к которому его пришлось звать несколько раз. Зато, поужинав, он в полной темноте пошел на соседнюю делянку смотреть на одинокое надувающееся ушко, отмеченное плавающим фонариком.

После ужина народ не работал вовсе: пили вино, громко и весело разговаривали, пели — праздновали. Ближе к полуночи торжественно вынесли из дома цилиндр в плотной бумажной гильзе и подожгли фитилек. В небо взлетела яркая ракета; такие же ракеты запускали с-тех квадратов, где начали распускаться ушки. Батен отметил, что их два соседних квадрата не были единственными: ракеты взлетали еще по крайней мере в восьми местах.

Утром они опять как обычно вывели на делянку трепалки. Кратерис велел всем посматривать впереди себя; Батен посматривал, но чаще забывал.

После завтрака к нему присоединилась Эйли, уже привыкшая к мысли, что можно быть нормальным человеком, несмотря на службу в армии, Батен подозревал, что немалую роль в перемене ее мыслей сыграло письмо, которое он неожиданно для себя получил позавчера. Маме Инди передали его с продуктового баркаса, а Эйли, немедленно завладев письмом, тут же понесла его на делянку. Батен с удивлением посмотрел на конверт из тонкой плотной бумаги. Вместо привычных слов адреса на нем было начертано: «Б'Т'Н С ПЛ'Т». Он вытер мокрые руки о волосы и вскрыл конверт. Все послание было написано примерно в той же архаичной манере, которая была забыта в Империи, вероятно, уже лет триста.

Можно было, конечно, попытаться расшифровать сию криптограмму, но рядом была Эйли, умирающая от любопытства, и он попросил:

— Прочти, пожалуйста. Я по-вашему плохо понимаю.

Эйли прочитала. Младший гильдермейстер Павонис из Радикса приглашал Батена Кайтоса с Плато навестить его в удобное для него, Батена, время. Расходы по поездке Павонис брал на себя.

— И что это означает? — поинтересовался заинтригованный Батен.

Эйли, кажется, о чем-то догадывалась.

— Ходили слухи… — начала она нерешительно. — Нет, не буду… Может, ты совсем не для того нужен Гильдии Кормщиков.

Батен задумчиво рассматривал письмо.

— Сохрани его, — посоветовала Эйли. — Будет тебе вместо подорожной, если надумаешь ехать.

— Где ж я его здесь сохраню? — сказал Батен. — Отнеси в дом, пожалуйста.

С того дня Эйли начала задумчиво поглядывать на него — видимо, искала логическую связь между Батеном и Гильдией Кормщиков. Создавалось впечатление, что ей эта связь не очень нравится; зато к Батену она стала относиться как прежде, до памятного разговора об армии.

Так вот, на следующее после праздника утро Эйли снова залезла на трепалку к Батену и как всегда принялась молоть всякую чепуху, которая только детям кажется важной. Батен привычно слушал ее в пол-уха. Внезапно она закричала как резаная — Батен чуть не вывалился из трепалки:

— Стой, стой, зацепишь!

Батен застыл и глянул вперед. Прямо перед трепалкой разбухало прямо на глазах одно из ушек.

— Не трогай, — сказала Эйли. — Они не любят, когда их в это время чем-то твердым задевают. Могут схлопнуться и долго потом не надуваются вновь.

— Боги вы мои! — с тоской проговорил Батен. — Их же теперь с каждым днем все больше и больше будет!

— Ну да, — подтвердила Эйли, — и когда их станет совсем много, трепалки придется оставить.

— Но их теперь не надо трепать?

— Это, — Эйли указала на надувшееря ушко, — трепать не надо. А вот эти, вокруг, они же еще не надулись.

Батен пристально посмотрел на надувшееся ушко, потом вокруг, других таких не обнаружил, спрыгнул в воду и с горем пополам перетащил трепалку вперед; Эйли побежала обрадовать Кратериса.

Кратерис издалека ободрительно показал большой палец.

Теперь, когда Батен знал, что именно надо высматривать, работать пришлось медленнее.

Проклятые ушки надувались как заведенные; к ужину Батену довелось приметить еще штук десять. Судя по всему, на других делянках дело обстояло так же. Вечером на площадке у дома опять было оживленно — праздник продолжался. С соседних квадратов сигналили ракетами, что и у них пошло веселье.

Два дня спустя Батен тронул было трепалку, но, посмотрев на делянку, вздохнул и оставил трепалку на месте. Кратерис молча протянул ему мешок, в который, при желании, можно было бы всыпать пару бочек песка:

— Если они начнут всплывать, засовывай их сюда, а потом тащи вон в тот бак.

Батен посмотрел в направлении вытянутой руки Кратериса и кивнул.

Жизнь, кажется, становилась более веселой. В ней появилось разнообразие…

Он шел по своему ряду по пояс в воде, разводил руками ушки, одновременно посматривая по сторонам, не всплыл ли где поблизости очередной шар размером с приличную тыкву. Если да, то следовало быстрее бежать к нему и совать в мешок, пока он не начал метать икру. Как правило, всплывшие ушки с этим не очень торопились — видимо, ожидали, пока «шторм» вынесет их подальше в океан, — и только уже в мешке выпускали из себя голубовато-прозрачные ленточки с икринками размером не больше макового зернышка.

Эйли тоже совершенно перестала помогать маме Инди и бегала по делянке с мешком.

В баке шары, отметав икру, сдувались и превращались в бесформенные лоскутки, ничем не напоминающие ненадутые ушки.

После ужина на поле теперь не выходили. Садились вокруг бака с жаровнями, на которых калились ножи, отрезали сдувшиеся лоскутки, моллюсков бросали в один ящик, лоскутки в другой, икру вычерпывали в третий. По утрам ящики забирали дюжие ребята с продуктового баркаса.

Батена уже тошнило от запаха жженого шелка. Только ведь простым лезвием, даже самым острым, морской шелк не возьмешь — приходится разрезать его раскаленным ножом, другого выхода нет. Дохлые моллюски пахли поначалу странно, но вовсе не неприятно, но, полежав денек на солнышке, приобретали типичный запах падали, поэтому-то от них и старались побыстрее избавиться.

Вскоре Батену было уже безразлично: всплыли шары давно или только что, отметал моллюск икру или нет, сдох он или еще жив… Не до того, работы было слишком много. Но еще больше было бестолковой суеты. Батена это раздражало особенно: экие они все здесь умные, чего только не напридумывали, чтобы себе жизнь облегчить, так что же они тут ничего не выдумали? Уж можно было б, наверное… И вдруг однажды Кратерис сказал: