Вера Камша - ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись вторая.

— Дядька Рыгор! Гвенда!

Обгоняя и атамана и его подругу, Луи бросился вперед. Маленькая колдунья легко выскочила на дорогу, прижимая к груди какой-то сверток. Тетка с детьми, видимо торопясь домой, стеганула лошадку, и та потрусила вперед, но принц ничего этого уже не видел. Только блестевшие из-под множества платков глаза.

— Сигнора… Леопина… Все в порядке?

— Ой, — она как-то странно повела плечами, — вроде в порядке, хотя думала, не выберусь… Гвенда, возьми… Это кот. Он без хозяина остался… Помнишь того «синяка», что меня в дюз забрать хотел?

— А то нет? — сплюнул Рыгор. — Рожа, мов у Зимового Червя.

— Я его встретила, и он меня узнал…

— Узнал?! — Луи, как с цепи сорвавшись, схватил женщину за плечи. — Узнал! Не смей больше никуда ходить! Никуда и никогда! Я запрещаю тебе!!! Запрещаю!!! Слышишь!!!

Гвенда, давя улыбку, потянула открывшего было рот Рыгора за полу полушубка, и беломостцы тихонько пошли к лесу. На опушке они оглянулись — два темных силуэта на белом снегу слились в один.

Небо было пустым и серым, птицы и те над Вархой больше не летали. Базилек смотрел из окна, как по груде камней, сваленных в углу небольшого садика, стекает вода. Он был совсем один, и он ничего не знал о том, что происходит за пределами дома и двора, с двух сторон ограниченного высоченной крепостной стеной, а с третьей — забором из неободранных еловых стволов. Раньше бывшему императору позволяли подниматься на стену и сколько угодно смотреть на Гану и лес, потом что-то произошло.

Сперва вернулся Бернар. Зять сразу же по приезде в Варху накричал на Валлу так, что бедняжка совсем растерялась, а Бернар пошел к коменданту и потребовал себе отдельные комнаты. Он даже отказался от семейных обедов, повадившись в харчевню на переправе. Валла плакала и злилась, Базилек жалел дочь, не решаясь открыто выказывать свое сочувствие. Недруги императорской фамилии язвили, что Бернар живет с капитаном в юбке, а думает о смазливых корнетах. Стоило Валле из дочери императора стать просто женщиной, и муж из нежного и заботливого превратился в грубого и жестокого, будто в случившемся был виноват кто-то другой. Это Бернар настоял на сговоре с Годоем, хотя Эллари восхищался Счастливчиком Рене и говорил, что с Эландом нужно дружить, ведь там арцийской крови уцелело больше, чем в самой Арции. Эллари никогда бы не позволил себя обмануть, а он, Базилек? Почему он взъелся на племянника, кому мальчик мешал?

Раньше императору было некогда думать, он едва успевал подписывать подсунутые сперва супругой, а потом зятем и дочерью бумаги и повторять подсказанные слова. А вот в Вархе… В Вархе бывший властелин Арции день за днем перебрал свою жизнь и пришел к выводу, что лучше бы ее и не было. Он не знал, что произошло, где Валла, куда делись зять и добряк-комендант. В их последнюю встречу Бернар ничего не рассказал, явился на ночь глядя и, став таким же ласковым, каким был в Мунте, улестил Валлу и увел к себе. Базилек был рад примирению супругов, а они помирились, иначе дочка вернулась бы. Подождав немного, он лег спать и проснулся в холодном поту.

Вроде бы ничего не произошло. Было тихо, масло в лампе прогорело и кончилось, за окнами разливалась белесая мгла. Базилек встал, дошел до окна — туман, плотный, как творог, скрыл даже росшую у самого дома ель. Стыдясь собственного страха, бывший император на скорую руку оделся и попробовал выйти — дверь не поддавалась. Базилек знал, что ее не запирают, их свободы в пределах Вархи никто не ограничивал. Еще больше испугавшись, император принялся колотить в дверь кулаками и ногами и кричать, призывая на помощь прохаживающихся по стене караульных. Ответа не было, проклятый туман глушил все звуки. Сбив до крови кулаки и сорвав голос, император опустился на пол и заплакал. Как-то ему удалось задремать. Когда он открыл глаза, за окном стоял серый промозглый день, а дверь по-прежнему была на запоре.

Кое-как приведя себя в порядок, пленник попробовал вновь достучаться хотя бы до кого-нибудь. Бесполезно. Он побрел в дальнюю комнату, перекусил вчерашним холодным мясом и принялся ждать неизвестно чего. Наконец послышались шаги, и вошел кто-то неизвестный в монашеском балахоне, но не зеленом, а каком-то молочном.

Пришелец сообщил, что Варха перешла в руки какого-то ордена — названия Базилек не расслышал, но что ему, Базилеку, никто не причинит вреда и он может не беспокоиться за свою судьбу. Предвосхищая его вопрос о дочери, внуке и зяте, монах сказал, что те предпочли уехать вместе с эландским гарнизоном, поручив клирикам позаботиться об отце… Это на них походило, и Базилек немного успокоился. Ему оставили его дом, молчаливые люди в молочно-белом приносили ему еду и питье, прибирали комнаты, но ничего не говорили. Видимо, вступая в орден, они давали обет молчания. Дни шли за днями. Кончилась осень, затем зима… Бывшему императору казалось, что с той самой ночи небо над Вархой ни разу не было ясным. Бедняга потерял даже ту малость, которую ему оставили эландцы, — возможность говорить с людьми, смотреть на реку, выходить в поселок на переправе. Теперь Базилек отчаянно жалел, что чурался эландцев. Будь иначе, его бы спросили, не хочет ли он уехать, а так доверились Валле, а та предпочла избавиться от обузы.

Несколько раз приходил давешний монах, чьего лица Базилек так и не видел, он осведомлялся о здоровье императора. Это, похоже, его действительно заботило. Когда зимой то ли пленник, то ли гость начал кашлять, клирик зачастил, отпаивая больного какими-то снадобьями, а потом пустив в ход колдовство, после которого кашель как рукой сняло, а волосы императора совсем побелели. Затем Базилека вновь предоставили самому себе, и, наверное, это было самым страшным, что с ним могли сделать. Даже на его просьбы посетить крепостной храм и то отвечали молчаливым отказом. Император пробовал молиться и в доме, и в садике перед вечно плачущей каменной горкой. У него ничего не получалось, а серые небеса молчали.

Базилек был слабым человеком, всю жизнь он прятался за кого-то — за брата, отца, жену, зятя… Сейчас можно было спрятаться только за Триединого, но тот не отвечал, и бывший владыка Арции не выдержал.

Когда молчаливый прислужник принес ужин, то не сразу нашел того, кому он предназначался. Базилек умудрился открыть подвальный люк, приладить веревку к его кольцу и спрыгнуть вниз.