Дмитрий Башунов - Ангелы над Москвой

Восемнадцать разноплеменных солдат завтракали. Двое диэльцев, назначенных в охрану, лениво пережевывали ненавистное варево, когда на штабель драгоценной амдиэльской древесины вспрыгнула кошка.

— Мр-р-ры? — вопросительно произнесла она, задрала хвост и сделала несколько осторожных шажков к едящим. Диэльцы замерли.

— Мр-рау? — повторила бессловесный вопрос Нюша.

Белошкурые диэльцы переглянулись: живое животное — это настоящая еда для выходца с Диэля!

— Только попробуйте, — мрачно произнес командир-амдиэлец и взвел затвор, направив автомат на кошку. — Сожрете и отравитесь. Кашей давайте давитесь! Это — тяготы и лишения воинской службы!

— Застрелил бы ты эту тварь, — вполголоса проговорил сидевший рядом воин, знавший командира по прежним кампаниям. — Кто знает, что у нее на уме…

— Застрелил бы, — ответил командир, — да только пули доски в щепу разнесут. Где новые брать? И потом, скотинка жрать просит — не видишь разве, какая чахлая.

Солдаты оживились. Всем было интересно посмотреть на невиданного зверя. Который к тому же не испугался людей и ходил среди них, производя приятные, умиротворяющие звуки, да потираясь мягкими боками об их ноги.

— Эй! Диэльская гвардия! — крикнул командир, — вас все равно тошнит от нашей жрачки — а ну, угостите животное.

Один из диэльцев встал, сделал несколько шагов в сторону, и высыпал остаток своего завтрака на кусок упаковочного материала.

— Отойди, не пугай зверя, — приказал ему командир, но диэлец остался стоять, чтобы не потревожить кошку шагами. Нюша, сделав вид, что страшно голодна, абсолютно бесстрашна и изысканно деликатна, смело подошла к каше, тщательно обнюхала ее, после села и, охватив себя длинным хвостом, принялась есть. Диэлец осторожно отступил и сел, где и раньше.

— Слышь, командир, жрет нашу хавку! — восторженно заорал молодой эльмадец. — Зырьте, пацаны, жрет кирзу вонючую!

Ветеран, старый сослуживец командира, встал, сделал два шага к мальчишке и аккуратно взял его за шею. Поднял. И держа того на весу, тихонько проговорил на ухо:

— К командиру обращаться на вы. К пище относиться с уважением. Я молчу — ты молчишь. Я разрешаю — ты говоришь.

И опустил солдатика на место. Тот ошеломленно хлопал глазами, тер покрасневшую шею и хрипел, пытаясь сказать. Наконец к нему вернулся дар речи.

— Да я пулеметчик! Кто ты такой, чтоб мне приказывать? — почти прокричал он в спину удаляющемуся ветерану.

— Смотри, чтоб отстрочить не пришлось, пулеметчик, — сказал командир и сыто икнул, а пятнадцать человек грохнули хохотом. — Тебе рассказали, как себя вести — так поблагодари за науку и выполняй… А где зверь?

Нюша, наевшись, забралась на руки к диэльцу, отдавшему ей свой завтрак. Мурлыкая и потягиваясь, она терлась о его шею, обнимала лапами, заглядывала в глаза, и всем своим видом выказывала такое удовольствие и преданность, что все просто изумились.

Сам же диэлец стоял ни жив, ни мертв. Откуда этим грубым солдафонам, этим гнусным захватчикам свободного и холодного Диэля знать, что именно так ведут себя диэльские малыши, после того, как родители накормят их молоком. И размером маленький диэлец такой же — когда еще совсем несмышленыш. И шерстка у него такая же мягкая. И характер ласковый… Это уже потом грубеют шкуры, крепнут мышцы и пробуждаются по-звериному молниеносные инстинкты. Среда вынуждает…

Но в глубине души каждый житель Диэля навсегда остается таким, каким был в детстве — добрым, мягким, благодарным. Потому, кстати, диэльцы мгновенно убивают свою добычу — из милосердия. Потому, кстати, этим безмозглым лысым лучше не злить выходцев с Диэля — не помогут ведь ни автоматы, ни пулеметы. «Нас здесь всего двое, — думал солдат, держа на руках кошку, — а вас шестнадцать. Тридцать секунд охоты на вас, идиоты — это если с беготней да с криками. И два месяца отличной еды…»

— Командир, — сказал молчавший до тех пор второй диэлец. — Вы позволите нам этого зверя оставить и считать своим?

— Зверька оставьте, — ответил командир, — и можете считать его своим. Кроме того, до завтрашнего утра вы оба свободны от исполнения работ. Будете охотиться — о нас не забудьте…

И не успело прозвучать уставное «Да, командир!», как оба диэльца исчезли — словно их и не было.

— Господин командир, — проговорил молодой эльмадец, красные пятна на шее которого уже стали отдавать синевой. — Это несправедливо! А мы?

— А вы берете механические лопаты, роторные ямобуры — в том числе и на мою долю — и под моим чутким руководством отправляетесь копать котлован. Копаем от того места, где покажет наш инженер, и пока мне не надоест. И чтоб ты знал, сынок, наше оружие — это не мой пистолет, не автомат старого служаки, и даже не твой пулемет. Наше оружие — эти двое.

Механические лопаты стучали до заката. Молодой эльмадец взрыхлял твердую глину, а ветеран, едва трогая рычаги управления погрузчиком, удалял землю из быстро растущего котлована. Почти забыв об утреннем конфликте, эльмадец все расспрашивал и расспрашивал старого солдата, и тот — благо в двух шагах друг от друга связь работала прекрасно — рассказывал все, что знал.

— Если вы впятером окружили диэльца, все равно какого — молодого, старого, женщину, мужчину — и у каждого из вас скорострельное оружие, — говорил ветеран, — то самым лучшим для вас будет срочно застрелиться. Диэльца вы впятером все равно не достанете, а друг друга положите. Да и он вам скучать не даст. Хорошо если убьет на месте. А может и ранить… Если мясо сохранить нужно…

— Они едят людей? — спрашивал удивленный солдатик.

— Принято считать, что нет. Но лично мне кажется — да. То есть я уверен.

— Вы что, воевали с ними? Ну, против них?

— Приходилось… Нас было десятеро — вместе с нашим командиром — когда мы окружили одного диэльца. Хотели взять живым… Надо было стрелять всем вместе — авось, и попал бы кто… А так — только мы двое и остались. Собственно, остался один я, и то случайно: меня диэлец толкнул в лоб. А вот командиру кишки выворотил когтями, и поволок его к своим. На поживу…

— Толкнул в лоб… Что же тут опасного?

— При той скорости движения, которую развивают диэльцы, даже наши крепкие амдиэльские шеи переламываются.

— Хе-хе… У меня б, наверно, голова вообще отлетела бы?

— Точно. Только я накануне ударился сильно, и врач на меня корсет с ошейником до самого затылка надел. Это и спасло… Хотя в сознание я пришел, когда уже почти поздно было. Долго я целился. Но в голову диэльцу попал.

— Так, а командир как же? С распоротым брюхом?

— Да как… Прилетели за нами — а дышим только я и он. И то через раз… Ему вживили искусственный желудок, пересадили кишечник — не знаю подробностей. И мне шею подправили. Вот стой поры мы с ним и на «ты»…