Татьяна Патрикова - Особенности эльфийской психологии

— Я научу тебя решать задачки, а ты мне объяснишь, кто тебя настолько обидел, что ты… — запнувшись, попытался придумать более обтекаемую фразу, но сдался и сказал, как думал: — В любовь не веришь?

Он медленно откинулся на спинку кресла. Потом запрокинул голову и посмотрел мне в глаза. Я вздрогнул, услышав:

— Жена.

— Ты… женат?

Он снова опустил голову и уставился в пространство перед собой. Но ответил:

— У нас с этим не так, как у вас. До второго совершеннолетия мне нужно зачать со своей женой ребенка, лучше больше, чем одного. Но в нашем случае больше не будет. Я выгляжу моложе Кара, но на самом деле старше. Мне уже сейчас сто пятьдесят два года. Когда исполнится сто пятьдесят три, официально пересеку рубеж второго совершеннолетия. В клане Вик-Холь растет моя дочь. Именно через нее я связан с Илюизменой. Поэтому нас всех троих собрали в этот класс. Мы с Каром ее негласные телохранители. Не то что бы она нуждалась в охране, но нас отдали ей для оказания моральной поддержки, чтобы Иле было комфортнее учиться.

— А… твоя жена?

— Я ее ненавижу, — просто сказал он, и именно эти слова перевернули все мое представление о Машке. Эти темные… Как так вообще можно! И все равно я спросил:

— За что?

— За то, что на самом деле не могу любить. Хочу, но не могу. Доволен? — Он вскинул голову и выжидающе уставился на меня. Мне даже пришлось закрыть глаза, чтобы как-то привести себя в чувство.

— Пойду, второе кресло подтащу, — пробормотал я и тем самым выиграл для себя еще немного времени, но стоило только поставить свое кресло вплотную к его, как Машмул снова заговорил. И его слова опять выбили меня из колеи.

— Когда впервые тебя увидел, думал, с тобой будет по-другому. Для остальных я страстный, а для тебя, думал, смогу быть нежным. Просто нежным — глупо, да? — он горько усмехнулся.

А мне подумалось, что просто кощунство — все, что женщины дроу делают со своими мужчинами. Разве так можно? Как… как у них только рука поднимается!

Машка так сильно сжал в пальцах маго-перо, что пришлось отобрать его у него. Он разжал пальцы. Выпустил кончик пера. Застыл. Мне хотелось отыскать слова. Как его поддержать. Может, обнять? Но он же не девчонка. Хотя мужчины ведь тоже иногда обнимаются. Но он ведь к мужчинам по-особому относится, объятия Машка может как-то не так расценить, верно? А мне бы этого совсем не хотелось. Но мои мысли оборвал настойчивый стук в дверь. Машка дернулся в своем кресле и решительно вскочил. Только и успел изумленно уставиться на него, но он уже обошел свое кресло и направился к двери.

Когда Машка рывком распахнул ее, мы обнаружили на пороге Рим-Доля. Тот пылал от негодования.

— И сколько у вас тут будут продолжаться эти посиделки?

— Сколько надо, столько и будут! — рыкнул в его сторону Машка и попытался закрыть дверь, но темный оказался упорным. Придержал ее, грозно сверкая глазами в мою сторону.

— А что, у тебя какие-то проблемы? — подойдя к Машке со спины, спросил я.

Если до этого еще сомневался, то, увидев, как Рим-Доль приподнимает верхнюю губу, обнажая клыки в оскале, решительно поднял руку и положил ее Машке на плечо, а тот, зараза, тут же прижался к ней щекой. Его глаза мне не были видны, но понял, что Рим-Доль зрит в них очень и очень многое.

Старший темный просто побелел от ярости. Но его слова отрезвили.

— И что же, наш Карунд с вашей Вейлой тоже обжимается, как вы тут?

Ударил не я, хотя, должен был, ударил Машка, причем так, что Рим-Доль пошатнулся. Губа темного лопнула, выступила кровь. Он удивленно уставился на Машмула.

— Хочешь смешать с грязью меня или его, — кивнул на меня, — попробуй. Но, если еще раз вякнешь хоть что-то о наших, — Машка голосом выделил это слово, — девушках, тогда передам Кару и Иле твои слова. Можешь считать их личным оскорблением Дому Вик-Холь.

И вот тогда в глазах старшекурсника появился страх. Он нервно сглотнул и пригладил волосы. Но меня не хватило даже на кривую усмешку. Никогда бы не подумал, что его может настолько испугать эта, казалось бы, простая фраза. И все же, он осмелился задержаться у нашей двери, а не сбежать к себе, как ему, наверное, хотелось.

— И ты все еще утверждаешь, что это ваш классный руководитель все затеял?

— Конечно, — с силой сжав плечо Машмула и не дав ему окончательно добить парня, которого неожиданно стало жалко, я продолжил: — Это называется темнотерапия для меня и светлотерапия для Машки. Учимся жить дружно. Правильно говорю? — спросил, обращаясь уже к однокласснику.

Тот хмыкнул и решительно кивнул.

— А то, что он тут всякие глупости делает, чтобы у тебя неверное впечатление создать, так это все от природной стервозности, — весело пояснил ему. За что меня и ткнули в бок. Больно, между прочим. Но Машка явно придержал силу, а то было бы больней.

Тогда хмыкнул уже старшекурсник.

— Хотел бы познакомиться с таким классным.

— Так в чем же дело, — весело пропел Машка. — Я его к вам пришлю. В понедельник.

— К нам? — Рим-Доль снова спал с лица.

— Конечно. Думаю, Ингианисе тоже будет полезно с ним пообщаться. — И на этой оптимистичной ноте Машмул решительно захлопнул дверь и закрыл ее сразу на два магических замка.

Поспешил убрать руку с его плеча. Одноклассник медленно повернулся ко мне и задрал голову, чтобы посмотреть прямо в глаза. Все-таки для темного он был слишком низким. Поэтому все так обманывались относительно его возраста. Но я не понимаю, почему Машка пошел учиться так поздно. Я уже почти спросил его, когда меня озарило. Он сбежал. Сделал то, что должен был, и сбежал от жены. Скорее всего, так. Поэтому ведет себя иногда как ребенок. Как совсем неразумный мальчишка-школьник. Мне стало грустно. По-настоящему грустно. За него. И за них всех тоже. Это получается, что кто-то из моих парней, с которыми я теперь в одной команде играю, тоже прошел через что-то подобное: нежелательный брак и невозможность общаться с собственным ребенком.

Когда посмотрел на закрытую дверь, меня неожиданно озарило.

— У тебя с ним что-то было? — спросил, намекая не на кого-нибудь, а на Рим-Доля.

Машка вздохнул и отвернулся.

— У него та же проблема, что и у меня. Только женить его еще не успели, но нареченную уже выбрали. А он, дурак, думает, что, если соглашусь быть с ним, станет не так тошно с ней. Тоже мне, отдушину нашел! Я ведь не нанимался, правда? — И вскинул на меня глаза.

У меня в голове не укладывалось. Каким образом таких сильных мужчин, как они, можно было сделать настолько слабыми, лишить всего, за что хотелось бы умирать, ради чего хотелось бы жить. Вот и мечутся друг меж другом, а женщины сидят в своих дворцах и правят. И не понимают, как много теряют, так сильно принижая их.