Юлия Морозова - Дорогами Пророчества

К слову сказать, ужин и комнату у этого милого человека вчера мы получили без особых хлопот.

«А какие могли возникнуть трудности? Вот если бы у вас денег не было, тогда другой разговор». Спасибо за наш комфорт надлежит сказать Лесю – парень побоялся, что мог недоглядеть за своими людьми, и с лихвой восполнил возможные денежные потери.

«Однако хорошо иметь дело с благородными рыцарями». Куда хуже, когда вместо них бессовестно дрыхнущие девицы.

– Па-а-а-адъем! – скомандовала я, исправляя в окружающей обстановке хотя бы то, что было в моих силах.

Команда перешла в стон, стоило мне принять вертикальное положение. Тело, желавшее весь оставшийся день только лишь нежиться в постели, выказало категорический протест.

Эона подскочила и ошалело завертела головой: светлые перепутанные волосы стоят дыбом, глаза дурные, мутные. Девушка заметалась по кровати, лихорадочно ища мирно притулившийся у дальней стены меч, дабы отразить домогательства толпы насильников, ломящихся в комнату. Однако, узрев в помещении лишь их бледное подобие в моем лице, она вновь нырнула под одеяло.

– Чего орешь? – Донесшийся оттуда голос был подобен наступившему утру. Хмурый и обиженный.

– Того самого. Вставать пора. – Решив подбодрить спутницу личным примером, я ступила на пол. Опыт не удался. – Твои предки, согрешившие с духом выгребных ям в первый день святой недели воздержания…

В ответ на мои поругивания в процессе скачкообразного добывания одежды из-под одеяла раздавались сдавленные смешки. Штаны и рубаха, как и ожидалось, не высохли за ночь. Помочь этому благому делу магически я попыталась еще вчера вечером, но исчерпанные до донышка запасы Силы и общее ослабленное состояние отсоветовали мне это делать в весьма болезненной форме. Прежде чем одеться, мне предстоял еще один подвиг – омовение в щербатом корыте. Негромко повизжав для смелости, я щедро плеснула на себя воды из кувшина. Ледяной влагой ожгло кожу, тряхануло разомлевшее после долгого восстанавливающего сна тело. Да так, что к концу купания мне стало даже жарко.

– Смейся, смейся, – бурчала я, растираясь жестким полотенцем. – Придет еще твоя очередь умываться, а воды-то нет.

– А и не надо. – Эона не торопилась с подъемом, продолжая валяться в уютной, теплой постели. – Мне и так хорошо.

– Мойдодыра на тебя нет!

Девушка, любопытствуя, аж приподнялась:

– Это заклятие такое умывающее, да?

Размечталась.

– Умывальников начальник и мочалок командир, – просовывая голову в ворот рубашки, процитировала я по памяти Корнея Ивановича и от себя добавила: – Здоровенный шкаф с железными гнутыми руками и краном вместо носа. Приходит к грязнулям и насильно их моет.

– Жуть какая! – Эона подхватилась с кровати и состроила брезгливую гримаску. – Этим магам только бы гадость какую-нибудь оживить.

В воспитательных целях я не стала уточнять, что стишок про эту «жуть» в моем мире наизусть знает каждый ребенок, а полезла за вещами под кровать.

«Куда-куда?» Под кровать. Подальше от воров и здравого смысла.

– Ре-е-ель.

– М-м?.. – Сумка, зацепившись за что-то лямкой, никак не желала вытаскиваться. Чтобы ее освободить, мне пришлось почти целиком влезть под койку, выметая оттуда залежи прошлогодней пыли.

– Может, задержимся здесь на денек, а? Глянь, погода какая… – Светловолосая, подпрыгивая на месте, с относительным успехом пыталась умыться двумя пальцами. – Все равно по слякоти далеко не утопаем.

Вид у Эоны был самый жалобный.

– Задержимся, – легко согласилась я, потроша рюкзак в поисках кошеля.

Содержимое кожаного мешочка, высыпанное на одеяло, требовало самого внимательного пересчета. Нам предстояли кой-какие незапланированные траты…

Основательность. Именно это слово первым приходило на ум при взгляде на мужчину, сидевшего на табуретке у распахнутой настежь и подпертой чурбачком двери. Хозяин лавки подслеповато щурился, изучая на просвет темную ткань, и то неодобрительно качал головой, то прицыкивал. Неожиданно потемнело: кто-то загородил ему и тот скудный свет, что давало пасмурное, отнюдь не ласковое к проснувшимся горожанам утро. Мужчина повернул голову посмотреть, какой сумасшедший притащился. Чужак, не иначе – кто ж из местных попрется к портному в такой дождь!

В дверном проеме застрял долговязый мальчишка в промокшей насквозь мешковатой куртке. Вода стекала с узких полей потрепанной шляпы прямо ему за шиворот. Молоденький совсем – бриться еще даже и не начинал. Выглядел паренек неважно: одежда болтается, как на пугале огородном, лицо исхудавшее, будто после болезни, тени под глазами, кожа с сероватым оттенком и грязные, сальные волосы.

– Да не обойдет Единый хозяина щедротами своими! – хриплым ломающимся голосом поздоровался посетитель и звонко чихнул.

– Да не останется глух Создатель к чадам Его. – Портной уважительно посмотрел на черное оголовье меча, выглядывающее из-за плеча мальчишки. – Чего изволите, достопочтенный?

Какой-какой, а достопочтенной моя особа уж точно никогда не была. Утерев рукавом нос, я шагнула внутрь помещения и замешкалась с ответом, присматриваясь к хозяину лавки.

Цепкий взгляд карих глаз. Кряжистый, серьезный. Положительный. Окладистая борода, русая пополам с сединой. В поведении ни унции спеси, но и ни капли заискивания – все та же степенность.

– Платье. – Мои пальцы затеребили тощий кошель.

Голос лавочника неожиданно потеплел.

– Зазноба?

– Сестра, – мотнула головой я.

Мужчина, кряхтя, поднялся с табурета, бросая отрез ткани на широкий некрашеный прилавок. Приволакивая правую ногу, хозяин направился в дальний угол небольшой опрятной комнатки, которая казалась еще более тесной благодаря толстым рулонам материи, накрученной на вбитые в пол костыли.

– Ну ежели непривередлива сестренка, глядишь, и платьице парадное, хоть сейчас на танцы, ей подберем.

Как забавны проделки судьбы! Не далее как недели две назад, изображая служанку, я приобрела одежду для «брата». А теперь вот в мужском образе покупала платье для «сестры».

Представив на секунду бредущую по размокшему тракту Эону, облаченную в нечто эфирное с рюшами, я поторопилась уточнить:

– Мне бы что попроще и потеплее!

Мужчина даже не обернулся:

– И такое найдется.

«Ходят тут всякие», – надсадным скрипом крышки пожаловался большой окованный сундук, притаившийся в сумраке угла.

– Какова сестренка-то? – спохватился портной, оглядываясь на меня.

«Размер одежды – сорок восьмой, груди – четвертый, полновата в бедрах и широка в кости, рост – около метра семидесяти», – могла бы ответить я, но вместо этого промямлила:

– Ну такая… такая… вот, – и показала какая, насколько мне позволяли размер ладоней и артистизм.