Юлия Морозова - Дорогами Пророчества

– Вот бы завтра на испытании у меня тоже так «само всплыло», – вздыхает подруга. – Жаль, что вероятность наступления этого события много ниже порога сбываемости.

Свиток с таблицей соответствия написания имен их произношению выскальзывает у меня из рук и с тихим шорохом падает на покрывало.

– Это как?

– Да накидала давеча схему благоприятных исходов на испытательную седмицу – глухо, как у магов-дознавателей в застенках, – безрадостно поясняет Лэнар. – Так что не отлыниваем, учим дальше.

Взгляд карих глаз вновь возвращается к исписанным убористым почерком страницам:

– Имя есть суть вещи, ее предназначение…

Даже если абстрагироваться от вышесказанного, собственное имя – это второе по предпочтениям (после «я», разумеется) слово в лексиконе каждого человека. И первое из тех, что ему важно слышать из чужих уст как можно чаще. Особенно в сочетании с лестными эпитетами. Даже сам факт, что кто-то знает, как тебя зовут, поднимает собственную значимость и самооценку.

Однако бывают моменты, когда свое имя, что бы там ни утверждали психологи о его притягательности для человеческого слуха, – это последнее, что ты хочешь услышать…

– Будь как дома, Лия, – повторил Император и изобразил правой рукой широкий приглашающий жест.

Не сон, а один сплошной стресс.

– Ты меня видишь? – Мой робкий голос отразился от белоснежного потолка и эхом вернулся ко мне.

– Нет, только чувствую. – Дэрриш обратил на меня невидящий взгляд. – Но если ты захочешь, то увижу.

«Хочу!» – неожиданно подумала я.

Мягко скажем, это было очень неумно, а также крайне недальновидно.

Никаких видимых и ощутимых результатов моего решения не последовало – не засверкали молнии, не загрохотал гром, даже волнения Силы не случилось. Только взор Императора стал куда осмысленнее.

– Прекрасно выглядишь, – серьезно заметил он, не выказав ни малейшего удивления при моем внезапном проявлении. – Путешествие пошло тебе на пользу.

«Да уж, действительно!» Польстил так польстил. Но откуда Дэрришу знать, какова «блистательная» внешность его венценосной супруги на данный момент?

Честно сознаться, выглядела я неважненько…

После того как наша небольшая компания отобедала в придорожной корчме, остановиться на ночлег пришлось задолго до заката по причине резко ухудшившегося самочувствия. Мы с Эоной провели «весьма приятный и интересный» вечер (каждая у своего куста), полный незабываемых впечатлений и едких комментариев Верьяна. Вследствие чего женская часть команды услаждала взгляд омерзительно здорового спутника черными тенями под глазами и приятным зеленоватым оттенком кожи на измученных физиономиях. Что конкретно не понравилось нашим желудкам – сказать затруднительно, но я грешила на маринованные опята: грибы – это всегда подозрительно.

Мало того, вместо роскошных кос у меня на голове красовался результат моего же продвинутого парикмахерского искусства, метко охарактеризованный Верьяном «оплешивевшим ежиком, сбрендившим на старости лет». Видимо, когда я вечером взялась за стрижку, на почве отравления у меня в мозгах помутилось.

А что уж говорить об одежде, выглядевшей после последних событий так, будто я сняла ее со скончавшегося в дороге калики перехожего раза в полтора толще исхудавшей донельзя Избранной.

«Интересно, выдержало бы ваше с Императором „светлое чувство“ такую проверку на прочность?» Не уверена – на меня в нынешнем состоянии даже Верьян не позарился. Да еще обзывается «мешком с костями», язва такая!

– Благодарю, Ваше Императорское Величество, – я присела в шутливом реверансе, – польстили.

– Я думаю, ты вполне способна отличить правду от лести, – белозубо усмехнулся Дэрриш и тоже в свою очередь отвесил насмешливый поклон. – Может быть, желаете это обсудить, Ваше Императорское Величество? Наравне с другими вопросами?

Да уж, пару ласковых высказать супругу не мешало бы!

– Может быть, – уклончиво ответила я.

Он мягко, точно большой кот, подобрался поближе:

– Не хочешь присесть?

«Может, лучше сразу прилечь?» Может, лучше кому-то заткнуться?

– Спасибо, я постою.

– Разговор предстоит долгий. – Он продолжал наступать.

– Так присядь. – Я учтиво вернула мужу светскую улыбку, перебирая руками спинку кушетки и осторожно двигаясь в противоположную от него сторону. – Тем более если кое-кто сейчас не успокоится и не отойдет от меня подальше, разговора не будет вообще.

Император незамедлительно приостановился, огляделся по сторонам, вытащил из-за стола кресло и демонстративно в него уселся.

– Так лучше? – Насмешливое вскидывание асимметричной брови.

– Стульчик подальше отодвиньте, дражайший супруг, и будет вообще замечательно.

При помощи Дэрриша кресло, мерзко скрипя ножками о мрамор и собирая гармошкой лежащий на полу ковер, доползло почти до самой стены.

– Так достаточно, ненаглядная моя?

– Более менее, – вздохнула я, сожалея о том, что Император вряд ли согласится выйти за дверь и разговаривать из-за нее.

– Тогда, возможно, ты все-таки присядешь? – Дэрриш указал взглядом на кушетку. – Я, разумеется, привык сидеть, когда стоят другие, но не в присутствии же собственной жены Императрицы.

Наблюдая за мной, он расслабленно откинулся на спинку кресла, опираясь правой рукой на его широкий, удобный подлокотник.

– А что такое? – Я исподволь пыталась оценить на предмет ловушек то место, куда меня так настойчиво пытались усадить. – Традиции не позволяют?

– Традиции как раз позволяют, – неожиданно по-доброму улыбнулся моей шпильке Дэрриш. – Они вообще настоятельно рекомендуют Императору даже передвигаться сидя. Желательно на плечах у верных подданных.

Благодаря юной служанке я «знала», что он умеет не только кривить губы в надменной ухмылке, но и вот так, очень искренне, открыто улыбаться. Однако все равно оказалась не готова к заразительной мальчишеской улыбке, при виде которой в глупой девичьей голове становилось непередаваемо легко, и тотчас хотелось разулыбаться в ответ.

Чтобы ни в коем случае не совершить этой непоправимой ошибки, пришлось экстренно состроить крайне постную физиономию, будто у меня разболелись все зубы разом. Именно с таким видом я обошла кушетку и осторожно уселась на ее краешек, благочестиво сложив затянутые в зеленые перчатки руки на коленях.

Очевидно, Дэрриш хотел предоставить мне возможность начать разговор первой. Уперев кулак в подбородок, он изучающе смотрел, как я стараюсь пристроить куда-нибудь мешающие руки – им явно было мало места на коленях. И молчал.

«Сволочь! Красивая, бездушная сволочь! Сидит тут в тепле и довольстве, пока я брожу в холоде и голоде. Вон как лыбится. Чему улыбаемся, спрашивается? Собственному совершенству или моей глупой доверчивости? – буравя попеременно взглядом то мужа, то юбку, я изо всех сил пыталась заставить себя разозлиться, но пока не слишком успешно. – Да уж, таких дур, как я, еще поискать! Сидела бы сейчас в том же тепле и довольстве, и мужик вроде ничего так, с юмором… Ой! О чем думаю, идиотка?!»