Ксения Медведевич - Ястреб халифа

— Слава Всевышнему, — пробормотал Хашайр и обернулся на голос.

Ну молодцы: гулямы волокли яростно бьющуюся Айшу. Покрывало на ее голове сбилось до самого затылка, косы рассыпались и растрепались, края хиджаба разошлись, показывая ложбинку между белых-белых грудей. В паху Хашайра все напряглось — а сестричка и впрямь ничего. Говорят, нет ничего слаще сумеречницы…

Тюрки подтащили извивающуюся женщину к ступеням, заломили ей руки и поставили на колени. Айша подарила Хашайра с Сулайманом страшным сухим взглядом: тяжело дыша, она висела в руках солдат, — но головы не опустила.

— Ууу, ведьма, — пробормотал Сулайман и спустился вниз по лестнице.

Подошел к поводящей грудями бабе и с размаху залепил ей пощечину:

— Ссука, с Аббасидом спуталась. Где он?

Капающая носом Айша плюнула ему под ноги.

— Где мальчишка, я спрашиваю?

Молчание.

Поправив под шальварами мошонку, Хашайр мягко проговорил:

— Сестренка, ты сама виновата — орешь, отбиваешься, поносишь славных умейядских воинов на чем свет стоит. Я же предлагал — приезжай в Исбилью по-хорошему. Нет, ты уперлась. Ну вот мы за вами и приехали, а что нам делать, сама-то посуди. Говори, где мальчик. Мы не тронем ни тебя, ни его.

Она запрокинула остроухую голову — и расхохоталась. Страшным, каркающим, сухим ведьминским смехом.

А ведь шейхи правы — придется ее сжечь. А ему, Хашайру, пусть привезут айютайку…

Да уж, хватит с нас и одной мертвой мстящей бабы. Сжечь всего надежнее, надежнее всякой сигилы на надгробии, говорили дервиши. А потом развеять прах в горах.

— Вот выродка-то, — брезгливо прошипел Сулайман, обтирая руку о полу халата. — Кто еще на тебя позарится, суку такую…

Хашайр вздохнул и снова поправил под шальварами. И гаркнул:

— Последний раз спрашиваю, где мальчишка? Скажешь — велю дать тебе сонного зелья перед… сама знаешь чем.

Она молчала, сверля его страшным горящим взглядом. Хашайр медленно кивнул:

— Хорошо. Мы его найдем сами. Сарбаз, Хайдар, свяжите ее покрепче, по рукам и ногам, заткните рот и замотайте башку. И глаз с нее не спускайте.

Гулямы кивнули и принялись деловито оглядываться в поисках подходящих веревок. Хайдар взглядом указал на оборванный занавес на ступеньках, Сулайман поднял с затоптанного сапогами пола толстый шелковый шнур. И кинул тюрку.

И вдруг:

— Господин, господин! Там, там!

Айша забилась, как проклятая, и заорала:

— Нет! Нет! Фахр, беги! Нее-ееет!!..

Ее поволокли под арки, с глаз долой. А братья переглянулись и облегченно вздохнули: на широком парапете стены, над которой располагались террасы верхних садов, в ярком вечернем свете стоял маленький мальчик в шитой золотыми нитями голубой рубашечке. Стоял и глядел вниз.

Хашайр махнул рукой воинам — за мной. Поглядывая на застывшего над суматохой и кутерьмой разоряемого харима мальчонку, они быстро пошли к воротам в сад.

Мальчишка исчез неожиданно — вот только-только они его видели с пологого песчаного подъема, ведущего на террасу, а тут — рраз! И как ветром сдуло.

— Бегом! Сулайман, бери десяток — направо! Тариф, за мной, в рощу!

Детский смех они услышали сразу. Среди акаций было тихо, словно ветви и листья гасили крики, поднимавшиеся из Дворика Госпожи. Журчание фонтана и детский смех — они пошли на этот звук, на всякий случай обнажив мечи.

Тропинка под дрожащими мелкими листиками вывернула на большой песчаный двор. Восьмиугольный мраморный фонтан бил тоненькой струйкой. Справа опадала пологими ступенями знаменитая Водная лестница: над каждым из ее маршей располагался фонтан — один другого больше и прекрасней.

Мальчик смеялся, запуская по восьмиугольному бортику какую-то странную золотую игрушку — Хашайр даже смигнул, недоверчиво приглядываясь к штуке. То ли волчок, то ли юла, только плоская, раскачивалась и вертелась на тонкой, расширяющейся кверху острой ножке. Шайтанская штука явственно скакала по мрамору, цокая и звеня маленькими гранеными подвесками. Мальчишка, не обращая внимания на появившихся из-за деревьев воинов, заливался счастливым смехом.

И тут они увидели его.

Тарик боком сидел на чаше фонтана, с улыбкой наблюдая за Фахром и золотой вертушкой. Рукав белой фараджийи полоскался в воде. Левой рукой нерегиль придерживал рукоять толайтольского меча, ножны которого остро торчали в сторону.

— Тебе еще два дня назад должны были вручить фирман! — рявкнул Хашайр, беря себя в руки.

Нерегиль поднял бледное лицо и улыбнулся одними губами:

— Боюсь, я разминулся с гонцами почтеннейшего Мухаммада ибн Бакийа.

— Халиф приказывает взять тебя под стражу! Сдай оружие! — приказал ибн Омар.

— Да ну? — тихо спросил Тарик.

И медленно поднялся.

Остроногая погремушка соскочила с мраморного бортика и поскакала по песку, высоко подпрыгивая и оставляя за собой ниточку крохотных рытвин. Мальчик захлопал в ладоши и припустил за ней. Шайтан-юла поскакала к прямоугольнику двери в боковое крыло павильона.

Из темного проема выступила высокая женская фигура в ослепительном желтом платье. С открытым бледным лицом сумеречницы. Женщина ласково улыбнулась мальчику, сторонясь и мягко поднимая руку в тяжелом, свисающем до пола рукаве. Проводила хохочущего малыша глазами. А когда тот исчез в прохладной темноте лестницы, подняла глаза на Хашайра с воинами.

И улыбнулась — как улыбается, наверное, ангел Азраил, заглядывая в глаза умирающим.

По пологой лестнице неспешно, придерживая длинные шлейфы, спускались еще женщины в ярких, пылающих на солнце шелках.

Судорожно оглядываясь, гулямы стали сбиваться в круг, спина к спине.

— Ты ничего не добьешься, — спокойно сказал Хашайр, встряхивая клинком. — Мы взяли дворец. Сардар ибн Масуди с Левыми гвардейцами подчиняется мне. А под городом стоят шесть тысяч наших воинов. Твоих ведьминских баб не хватит на войско Умейядов.

Тарик медленно потянул из ножен меч и зевнул, лениво прикрывая рот узкой ладонью:

— Боюсь, мой друг, Сардар ибн Масуди подчиняется уже только Всевышнему. И все его Левые гвардейцы тоже. А твои шесть тысяч воинов уже не стоят под городом. Они лежат под ним. Потому что сегодня все они повстречались с моими южанами и с отрядом молодого Аслама ибн Казмана, эмира Исбильи, который они так неосмотрительно приняли за подкрепление.

И нерегиль вскинул ослепительно вспыхнувший в вечернем солнце клинок.

…Когда рядом с окружающими Двойной пруд кустами тяжело упало первое тело, веселящиеся гулямы сначала не поняли, в чем дело. И только когда над водой невесомо зашелестели распахнутые рукава, двор Госпожи заполнился дикими криками ужаса. Впрочем, они быстро стихли: всхлипывающие, придерживающие у поясов шнуры шальвар женщины оцепенело смотрели на окровавленные тела тех, кто их насиловал за мгновение до того.