Philo - Яблоня

Он навещал Гарри; раны юноши, пусть даже избежавшие инфекции благодаря мази и маггловским антибиотикам, все-таки выглядели кошмарно. Зельевар думал о том, как это несправедливо, что такой молодой человек должен страдать от уродства собственного тела. В магическом мире такое редко встречалось. Люди вроде Аластора Муди с гордостью носили шрамы, хотя вполне могли избавиться от большей их части. Процесс очищения магии замедлялся также из-за состояния Альбуса. Проводя с ним много времени, Северус впервые начал замечать, как постарел директор. Обыкновенно тот казался настолько крепким и бодрым, что никто не видел за этим немощной хрупкости, правда, обычно встречи с Дамблдором были краткими.

Однажды вечером Северус размышлял, как совместить все свои обязанности, когда поймал взгляд Невилла и понял, что молодой человек беспокоится о том же.

В тот день они извлекли всего два проклятия, а Дамблдор усиленно скрывал, как шатается от усталости.

— Простите, Альбус, Северус, — тихо промолвил Невилл; он уже привык называть преподавателей по именам, но уважение по-прежнему сквозило в голосе юноши, — боюсь, сегодня я не смогу остаться дольше. Мы с Гермионой работаем над общим проектом, но она делает всю работу. Последние несколько вечеров просиживает в гостиной, ожидая, что я ей помогу, а сейчас уже так поздно… Завтра я приду пораньше, — пообещал он.

— Конечно, милый мальчик! — весело, чтобы скрыть облегчение, воскликнул Дамблдор и, торопливо обойдя свой стол, опустился в кресло.

Северус посмотрел на часы. Было двадцать минут одиннадцатого. Он и сам устал, но мог еще навестить Гарри или же принять горячий душ, выпить бокал виски и рано лечь спать. Зельевар решил отправиться к Гарри.

К сожалению, Снейпа остановил Флавиан Смайт, один из четверокурсников Слизерина, потерявший в битве отца. Мальчик жался к двери кабинета декана, взволнованно сверкая глазами, и, кажется, стоял там не первый час.

К тому времени, когда Северус поговорил с ребенком за чашкой горячего шоколада (свою порцию зельевар разбавил виски), наведываться к Гарри было слишком поздно. Снейп торопливо принял душ и улегся в кровать. Без оплетавшего его всеми конечностями любовника, чьи черные волосы так приятно щекотали грудь алхимика, было холодно и одиноко. Странно, но Снейп быстро привык делить с Гарри постель. Северус протянул руку к паху. Он не занимался — да что там, и не думал о сексе с вечера перед последним боем.

Одним яростным и глубоко неудовлетворительным оргазмом позже зельевар перекатился на бок и уснул.

Рону Уизли было ужасно не по себе. Все вокруг раздражало, все казалось не на своем месте.

В ночь после битвы он с ужасом думал о Невилле, Гермионе и Драко… ну, приходилось признать, что не совсем с ужасом. Думать о них было неловко. А еще он немного… ревновал?

Нет, заниматься сексом с Малфоем не хотелось совершенно, да и с Невиллом, конечно, тоже.

Просто… Невилл был не из тех, кому судьба могла уготовить потрясающие эротические приключения. Это же Невилл, ради всего святого!

Покинув троицу тем вечером, Рон вернулся на вечеринку и изрядно напился. В течение наступившей ночи он успел трахнуть трех девушек, таким образом немного отомстив Невиллу и Гермионе за учиненное ими безобразие.

Вот только все это отдавало глупостью, да большей части случившегося Рон не помнил, а кончив с третьей девицей, был вынужден сразу вскочить: его вырвало, потому что физические упражнения и алкоголь в таких количествах оказались несовместимы. Разумеется, Анну это ничуть не развеселило.

Но унижение на этом не закончилось. Морщась, Рон вспомнил, как хвастался своими победами за поздним завтраком следующего дня, а Билл тихонько объявил брату, что тот перебарщивает. И вообще, надевал ли он презервативы или хотя бы убедился, что девушки приняли контрацептивное зелье?

Следующие несколько часов стали худшими в жизни юного Уизли. О презервативах он не вспомнил, и Билл велел Рону отыскать всех трех девиц; поиски закончились постыдными беседами в гостиных Хаффлпаффа и Равенкло. Две из трех девушек никак не предохранялись во время секса, и Билл на всякий случай велел брату сводить всех трех (к счастью, не одновременно) к Поппи, чья сдержанность укоряла сильнее любой ругани. Женщина выглядела совершенно измученной; Рон и сам видел, сколько пациентов она приняла днем раньше. А ведь до того, как напиться и потерять контроль над собой, он тоже помнил о контрацептивном зелье!

Хуже всего было чувствовать себя мерзостью в глазах Билла. Тот не пожал плечами и не улыбнулся, как надеялся Рон, но рассказал, что все Уизли необычайно плодовиты, и брать на себя ответственность за поступки нужно не только перед девушками, с которыми спит брат, но и перед своей семьей. Детей стоит заводить, только если очень хочешь, и нельзя ожидать, что мама займется воспитанием всех незаконнорожденных отпрысков младшего сына, хотя она наверняка попытается, ведь Биллу ясно, что сам Рон слишком безответственен для роли отца.

Потом старший брат ушел с Чарли, и у молодого человека появилось чувство, что он отнюдь не достоин называться настоящим мужчиной, как отец и братья.

Вдобавок ко всему после битвы ему снились кошмары.

Рон никого не убил, но слова "Avada Kedavra" произнес не раз.

Проклятие не удалось, и теперь он одновременно радовался этому и боялся, что окажется никчемным магом безо всяких способностей. Но в тот момент — он произнес это проклятие едва ли не первым — юноша был в ужасе и чувствовал себя таким беззащитным. Он знал, что принял несколько стратегически верных решений, перестав паниковать, но в то же время бросил пару заклинаний, думать о которых не хотелось. Эти заклинания преследовали его по ночам. Во сне Рон слышал крики людей, видел их лица, хотя и не понимал, как у него хватило времени разглядеть, что происходит, в суматохе боя.

После визитов к мадам Помфри Рон навестил Гарри, увидел кошмарное состояние, в котором тот находится, и подумал, что сам тоже причинял такую боль — ну, может, не совсем такую, но значительную, — и другие люди страдали так же, как его друг. А может, и нет, если им оказали медицинскую помощь, но, говоря откровенно, после битвы Пожирателям не очень-то спешили помогать, и победившие явно считали, что так будет правильно.

Но Рон не мог решить, что думает по этому поводу. Если бы он оказался ранен, сражаясь на проигрывающей стороне, справедливо ли было бы бросить его на произвол судьбы? Разумеется, он не хотел такой участи, но то, что победители прежде всего заботились о своих, можно было понять. Он видел, как те пинают пленных ногами, и даже последовал их примеру, толкнув носком ботинка какого-то мужчину, но рядом с ним съежилась связанная женщина, и бурлящая в Роне радость испарилась, как пена с остывшего зелья. Он ушел тогда, но других не остановил, просто покинул поле.