Елена Грушковская - Багровая заря

А в психиатрической больнице сегодня стало одним пациентом больше — точнее, пациенткой. В ближайшие несколько лет новых попыток похищения Гриши можно было не опасаться.

Церемониальный зал был озарён трепещущим светом жаровен и факелов. Я, облачённая в кольчугу и серый плащ, окружённая фигурами в таких же плащах, стояла на коленях перед троном Великого Магистра, а Оскар провозгласил надо мной:

— Сестра Аврора Магнус, тебе присваивается звание младшего магистра и предоставляется право обучать новых членов Ордена.

Я приняла из его рук кинжал в богатых ножнах и поцеловала рукоятку.

После церемонии Оскар сказал:

— У нас новая сестра. Скоро будет посвящение, и тебе нужно присутствовать. Кстати, она попросила, чтобы её наставницей стала ты.

— Я? — удивилась я.

— Да, ты, — улыбнулся Оскар. — Азам её обучала Эйне, но искусству проникновения в сердце теней она хочет обучаться у тебя.

Я стояла среди младших магистров, в сером плаще с поднятым капюшоном, с кинжалом в руках. Новой сестрой, которая, неумело выговаривая слова на Языке, произносила приветствие, была Юля. Как и я когда-то, она называла себя «безымянной» и была одета в кожаные штаны и обувь, как у древних викингов, в льняную рубашку и кольчугу. Ответом на её приветствие был лязг двадцати девяти клинков младших магистров, вынутых из ножен и снова вложенных.

Оба символических боя она провела прекрасно, не дрогнула, когда её ранил меч старшего магистра, а когда я среди прочих подошла, чтобы срезать кинжалом прядку волос с её головы, она, стоя на коленях и держа в руках поднос, улыбнулась мне. Не ответив на её улыбку, я взяла пальцами довольно большую прядь, обрезала и бросила на поднос.

Старший магистр выкликнул:

— Ровена Орландо!

И я вместе с хором всех остальных трижды повторила:

— Ровена Орландо! Ровена Орландо! Ровена Орландо!

Юлины крылья были окроплены кровью, и она подошла ко мне.

— Аврора, не согласишься ли ты быть моим другом на эту ночь?

Мы сидели на самом краю крыши небоскрёба. Перед нами раскинулось море городских огней. Румянец сошёл со щёк Юли, исчез навсегда тропический загар, а когда она улыбалась, видны были чуть выступающие клыки. На пальце у неё блестел коготь. Её глаза стали темнее, глубже сидели в глазницах, но я не могла не признать, что она даже похорошела, только красота её была мертвенная, жутковатая.

— Мне не нравится это имя!

— Почему? По-моему, красивое. Ты просто ещё не привыкла. Зачем, спрашиваешь? Я хочу быть с тобой, Аврора. Я знаю, о чём ты сейчас хочешь спросить. Да, я хорошо подумала и всё взвесила. Это было серьёзное решение, принятое не впопыхах, не под влиянием импульса. Нет, я обдумала его. Как человек я мало что стою и почти ничего не могу сделать… Теперь я буду гораздо сильнее и смогу намного больше!

— О чём ты говоришь, Юля?

Она дотронулась пальцем до моего носа.

— Ровена. Меня зовут Ровена, запомни. Это во-первых… А во-вторых, неужели непонятно? Ты единственная в этом Ордене делаешь что-то стоящее! Мне плевать на Орден… Единственное, чего я хочу, это быть с тобой и помогать тебе в том, что ты делаешь.

Я сказала:

— Только не говори об этом Оскару. Ему это не понравится.

— Да мне плевать и на Оскара.

— Ну нет, пока он старший магистр, плевать на него тебе никак нельзя.

— Ну, пусть так… Но я всё равно хочу быть с тобой. Мы будем отличной командой! Я знаю, знаю, что ты сейчас скажешь… «Я работаю одна». Такие, как ты, всегда так говорят. Но позволь мне помогать тебе!

Я стиснула её руку, лежавшую на моём колене.

— Юля, я не это хотела сказать. Я хотела сказать вот что… Я понимаю, ты видишь в этом какую-то романтику. А никакой романтики нет, есть только кровь, смерть, убийство! Со стороны может показаться, что я делаю какое-то благородное дело… Так вот, даже такое дело — плохое оправдание для убийства. По сути, я делаю то же самое, что и все эти чудовища, только моей пищей становятся плохие люди — плохие в большей или меньшей степени. У убийства нет оправдания, даже какие-нибудь там благие цели. Всё это чушь! Я не могу не убивать по простой причине: я хочу есть. Я только стараюсь убивать с маломальской пользой для общества… Если это можно назвать пользой.

Она придвинулась ко мне и обняла за плечи.

— А чем же, как не пользой, можно это назвать? Ты избавляешь общество от подонков. Многие из них смогут уйти от людского правосудия, но от твоего правосудия никому не уйти. Ты беспощадна и справедлива. Ты всё видишь. Ты всё знаешь. Ты не ошибаешься. Тебя нельзя купить, потому что деньги не имеют для тебя такой ценности, как для людей.

Она говорила ещё долго, очень восторженно и убеждённо. Я не мешала ей, только смотрела на её бледные щёки и с печалью думала о том, что их больше никогда не окрасит румянец. Вдруг моё сердце стукнуло и болезненно сжалось. Я перебила её восторженный монолог на полуслове вопросом:

— Юля, это она с тобой сделала это?

Она не сразу поняла. Я повторила вопрос:

— Кто тебя сделал такой? Эйне?

Она покачала головой, гладя меня по плечам.

— Нет, Аврора. Я удостоилась чести кровно породниться с Оскаром. А Эйне… Она мне сказала, что я тебе стала не нужна, что я наскучила тебе, но я ей, конечно, не поверила. Одно время я даже думала, что она с тобой… — её голос дрогнул, — что она с тобой что-то сделала. Она в последнее время стала такой невыносимой! Такая зануда! Сплошной депрессняк. Потому я и попросила, чтобы меня перевели в ученицы к тебе.

Я спросила:

— А если я буду занудой, ты меня тоже бросишь?

Она засмеялась.

— Нет, ты не будешь занудой… Ты не такая. За это я тебя и люблю.

Я сидела в городе Ярославле на крыше дома, что стоял напротив Гришиного. Кончилось застолье с родными, подарки были открыты, но чего-то не хватало. Гриша вздыхал и поглядывал в окно. Он ждал, и я знала, что он ждал меня. Он думал, что я его обманула.

Но я не собиралась его обманывать. Я просто ждала ночи.

Ночь настала, отец уложил Гришу спать, выключил свет и ушёл. Гриша полежал немного, а потом побежал к окну и стал его открывать. Открыв его настежь, он окинул взглядом улицу и небо. У меня засосало под ложечкой, но я ещё выжидала. Грустно вздохнув, он вернулся на кровать и сел, обхватив руками колени.

Под окном Гришиной комнаты рос тополь, и одна его ветка протягивалась почти к самому окну. Я слетела с крыши и опустилась на неё. Через секунду Гриша подбежал из глубины комнаты. Его глазёнки сияли.