Елена Грушковская - Багровая заря

— Что сделать с замком? — спросила Юля.

— Если «Аврора» располагает взрывчаткой, то разнести его к чёртовой матери, — сказала я.

Юля улыбнулась.

— «Аврора» располагает всем, чем захочешь. Будет исполнено. От замка не останется камня на камне.

Сквозь прозрачный купол синело небо. Мои раскинутые в стороны крылья лежали на подставках, пронзённые десятками тонких спиц: аппарат, сконструированный доком Гермионой, способствовал правильному срастанию. Самой операции я не помню, так как мне дали общий наркоз, но могу с уверенностью сказать, что это была ювелирная работа.

…Крылья были, пожалуй, единственным уязвимым местом хищника. Ко всем их необычным свойствам нужно добавить ещё одно: этот сложный и загадочный орган восстанавливался несколько медленнее, чем всё остальное тело. По этой причине каждый хищник должен был беречь их от травм особенно тщательно — так же, как и голову. Отрубленные крылья не отрастали снова, а малейшая неправильность в срастании сломанного остова могла привести к невозможности ими пользоваться вообще.

Я перенесла три операции: первые две оказались не совсем удачны, после них мои крылья отказывались функционировать. Видимо, что-то в них срослось неправильно. Доку Гермионе пришлось два раза ломать по сросшемуся, обтачивать и соединять обломки снова, добиваясь той длины и формы, которая была присуща костяку моих крыльев до травмы. Задача эта была невероятно сложной, и я, признаться, уже морально готовилась распрощаться с полётами навсегда, но док не сдавалась. Когда после первой операции мне не удалось даже убрать крылья внутрь, я посмотрела на Гермиону с невесёлой усмешкой:

— Ну что, совсем отрезать будете, док? Не работают они.

Лицо дока Гермионы было сосредоточенно-серьёзным, но не обескураженным. Она ответила спокойно:

— Будем всё переделывать.

Похоже, для неё эта неудача была лишь одним из этапов дела, рабочим моментом, тогда как у меня внутри дрожала струнка отчаяния и тревоги: а если не смогу летать? Кто будет командовать «волками»? Прочитав это в моих глазах, док положила мне на плечо свою маленькую лёгкую ручку.

— Я всегда довожу начатое до конца, — сказала она.

Я доверилась ей — а что оставалось делать? Если уж док Гермиона не могла мне помочь, значит, никто не мог.

Вторая операция — и снова неудача. Струнка тревоги уже отпела своё у меня в душе, уступая место тяжёлому и молчаливому, как каменное надгробие, смирению. Я сказала:

— Док, милая, да отрежьте вы мне их на хрен и не мучайтесь. Всё равно мне не летать.

— Вы так легко сдаётесь? — хмыкнула Гермиона. — А как же «волки»?

Я вздохнула.

— Видно, придётся уступить командование Каспару, как и предлагалось с самого начала. Жизнь вносит в наши планы свои коррективы…

Док заглянула мне в глаза. Что-то в глубине её взгляда заставило моё сердце ёкнуть.

— Я не верю, что вы готовы сдаться, Аврора, — проговорила она. — Что вы признаёте себя побеждённой. «Волки» ждут вас… Неужели вы их подведёте? И не только их, а всех нас?

Перед моим мысленным взглядом проплыли их лица — окровавленные, грязные, суровые, какими я видела их в последний раз, перед тем как меня погрузили в вертолёт. Они вырвались из Кэльдбеорга и освободили меня. Неужели я сдамся и подведу их?

Только наше «так не бывает» может стать препятствием. Так, кажется, говорил Оскар, когда учил меня сверхскоростному полёту.

— Ладно, док, — сказала я. — Попробуем ещё раз… Я в вас верю.

Гермиона улыбнулась и кивнула.

— А я — в вас.

В третий раз отходя от общей анестезии (для неё у хищников использовался спирт), я пробормотала склонившейся надо мной фигурке, смутной и расплывчатой, но до нежной боли в сердце знакомой:

— Док… Я вас люблю.

Послышался тихий серебристый смех, и на лоб мне легла ладошка.

— Увы, я замужем. И Цезарь ужасно ревнивый.

…И вот, я лежала под прозрачным куполом, глядя в синее небо, и думала о том, взлечу ли я туда после третьей попытки. В душе снова звенела струнка надежды.

Дверь открылась.

— Можно к тебе?

Юля в белом плаще, перетянутом на талии широким лакированным поясом, вошла в палату. Огромный букет белых роз с единственной красной посередине она положила мне на грудь.

— Тебя, наверно, интересует, как идёт подготовка «чёрных волков»? — спросила она.

— Да, пожалуй, мне это небезынтересно, — ответила я.

Она присела на круглый крутящийся табурет.

— База почти готова. Все члены отряда уже проходят обучение. Оружием они снабжены, форма разработана и сшита. Думаю, их внешний вид и экипировка тебе понравится.

— Дело не во внешнем виде, — сказала я. — А в том, как хорошо они подготовлены к выполнению задачи.

— Они тренируются день и ночь, — заверила Юля. — Настрой у них чрезвычайно решительный. Все с нетерпением ждут твоего прибытия. Пожалуй, из этих изгоев получатся отчаянные и безжалостные головорезы.

— Они больше не изгои, — сказала я. — Не надо к ним так относиться. Они — мои спасители. Да, однажды они нарушили сочинённый тобой Устав, за что были изгнаны, а потом попали в орденскую тюрьму, но они на деле показали, чего они действительно стоят.

— Я и не спорю с тобой, — улыбнулась Юля. — Это отчаянные ребята, к тому же, фанатично преданные тебе.

Мы помолчали. Над прозрачным куполом плыли облака. Юля сказала:

— Я уверена, что во всём этом деле — я имею в виду твой захват — не обошлось без чьей-то подлости. Вспомни, с кем ты встречалась, кого видела, когда сбежала из-под охраны?

— Я побывала только у Карины и Аделаиды, — сказала я. — Но не хочешь же ты сказать, что Карина…

— Нет, нет, девочку я не подозреваю, что ты, — перебила Юля. — А вот Аделаида… Кто она?

— Аделаида Бенедиктус, — сказала я. — Но и её тоже я не могу представить в этой роли! Я хорошо её знаю, она кажется мне вполне безобидной. Кроме того, она сказала, что придерживается нейтралитета и держится в стороне от борьбы между Орденом и «Авророй».

Глаза Юли холодно сузились.

— Те, кто заявляет о своём нейтралитете, должны браться на подозрение чуть ли не в первую очередь, — сказала она. — В них кроется потенциальная опасность. И то, что ты её якобы хорошо знаешь, тоже не может служить достаточным оправданием. Невозможно кого-либо знать до конца. В общем, эта Аделаида Бенедиктус вызывает у меня подозрение… Я поручу Каспару заняться этим. Кстати, у меня для тебя сюрприз, — Юля улыбнулась. — Не волнуйся, приятный. Кое-кому не терпится с тобой увидеться.

Моё сердце радостно ёкнуло и сжалось.

— Неужели Карина?..

— Она самая, — с улыбкой кивнула Юля.

Как же мне хотелось её увидеть! В перерывах между операциями я только о Карине и думала, вдыхая призрачный запах с её косынки, каким-то чудом не потерявшейся. Я неоднократно просила доставить её ко мне, и Юля обещала, но всё время под разными предлогами исполнение моей просьбы почему-то откладывалось.