Тамара Воронина - Надежда мира

– Не прощаться. Посмотреть еще раз.

– Не стой столбом, Женька. Кастин, она от испуга окаменела? Я выгляжу так ужасно?

– Ему не больно, – тихо проговорил Кастин. – Это та малость, которую я могу для него сделать. Ему даже не очень плохо. Просто он умирает.

– Мне вообще не плохо, – добавил Тарвик. – Всех неприятных ощущений только слабость. Зря ты притащил их, Кастин.

Первым оцепенение сбросил Риэль.

– Но что… это снова «тройка»?

– Да сядьте вы, а? Ри… то есть Риэль, ты вот на стул, а ты, Жень, прямо на кровать. И за руку меня еще возьми со страдальческим видом. И получился идиотская картина известного художника Кастина «Прощание».

Они послушались. Тарвик улыбнулся. О эта полуулыбочка… умирает – а туда же.

Умирает. И великий маг Кастин со своим полуторатысячелетним стажем ничего сделать не может, кроме как привести попрощаться единственных друзей.

– На этот раз их интересовала не ты, – сообщил Кастин. – С тобой они смирились, поняли, что неизбежность не отменить, поняли и что Тарвик отлично понимает, кто ты, и заинтересовались, кто за этим стоит.

– Сложили два и два наконец, – поддакнул Тарвик. Карие глаза блестели. Но вот пожатие его пальцев было таким слабым, что почти и не чувствовалось. – Нет, Женя, «тройка» была другая. Того парня я все-таки основательно выпотрошил. Без труда. Риэль, ты держался настолько лучше, что я даже и сравнивать не стану. Даже обидно, честное слово, что он сломался так легко. Жень, не смотри на Кастина с укором… и тем более с яростью. Король все-таки.

– Тарвик, – укоризненно произнес король, и в голосе его скользнула нежность. Вжился в роль?

– А как у нас насчет выпить?

Кастин кивнул и отправился за выпивкой. Это только убедило Женю в том, что Тарвику уже действительно нечего терять. Часы, а может минуты. Смешно же регламентировать последние минуты человека.

– Я рад вас видеть. Не хотел, но рад, – признался Тарвик. – Чем поклясться, что это идея Кастина, я ни сном, ни духом…

– Не клянись, – прервал его Риэль с нескрываемой нежностью. – Вот если бы ты сказал, что просил его нас привести, я бы точно не поверил.

– Может, еще скажешь, почему я не хотел?

– Скажу. Чтобы не добавлять нам печальных воспоминаний. Мы могли бы еще сорок лет считать, что ты жив и здоров, занимаешься какими-то своими делами и благополучно не думаешь о нас.

– Я такой хороший и благородный? – искренне усомнился Тарвик.

– Ты не хороший и не благородный, – утешил его Риэль, – но скажи, что я неправ. Как получилось, что ты снова им попался?

– Выследили, – едва заметно пожал плечами Тарвик. – Направленно выследили. Долго наблюдали, ждали, когда я выйду на связь с Кастином… а я долго водил их за нос. Слежку-то я обнаружил довольно быстро. Потом, видно, до них дошло, что я не побегу на конспиративную квартиру в ближайшие пару лет, и они меня взяли.

– Ты же не мог им говорить о Кастине. То есть начал бы – и умер легкой смертью, – сказала Женя. – Почему ты не выбрал легкую смерть, Тарвик?

– Дурак потому что. Выпендрежник, – улыбнулся он. Риэль покачал головой.

– Выпендрежник – это точно. Да потому что маги поняли бы, что на нем заклятие, что умер он не от разрыва сердца, что стоит за ним именно маг. А Тарвик решил, что это может привести Гильдию к Кастину.

Тарвик прикрыл глаза. А именно так и было. Здравый расчет плюс желание сберечь друга. Каким бы великим магом ни был Кастин, даже он не сможет держать постоянно несколько щитов.

– Считаешь, что раскусил меня?

– Давно уже. Стоило сделать только один допуск, и все стало ясно. Я раскусил тебя еще в тюрьме Гильдии. Когда ты отвлек внимание на себя первый раз.

Женя наклонилась и поцеловала Тарвика в губы. Он оживился – или изобразил оживление.

– Вот это – приятно.

– А я тебя целовать не буду, – засмеялся Риэль. Кастин поставил на стол четыре бокала вина, посадил Тарвика, подсунув ему под спину несколько подушек и сел на прежнее место у изголовья. Тарвик принял бокал обеими руками.

– Когда Кастин вдруг возник во время допроса, я не поверил. Думал, либо маги мозги пудрят, либо просто крыша съехала. Потому на всякий случай имен не называл. Ах, говорю, это ты или мне кажется? Смотрю на «тройку» – нет, не кажется, потому что глаза выпучены, а рты открыты. Женя, ты правильно поняла. Он им показался, чтоб они перед смертью прочувствовали, с кем связались, а потом меня взял на ручки, как мать младенца, и обрушил всю тюрьму.

– Обрушил – это ты мягко выразился, – поправил Кастин. – Они и так понимают, что я страшный человек. И все равно станут мне помогать, если я сочту, что их помощь мне необходима.

Тарвик глотнул вина и серьезно сказал:

– Я не сентиментален и понимаю, что ты при необходимости нарушишь любую клятву, даже данную у моего, – он усмехнулся, – смертного одра. Однако поклянись, что не сделаешь этого. Оставь их, Кастин. Птицы не должны служить. Птицы должны петь.

– Я не сделаю этого, Вик. Я не стану впутывать их в свои дела. Клянусь тебе своей надеждой. – Он поднял руку и протянул ее ладонью вниз, и от пальцев заструился легкий призрачный свет. – Ты можешь быть спокоен, еще ни одному магу не удавалось нарушить этой клятвы безнаказанно.

– Ага, – кивнул Тарвик, – ну, будем считать, что мы все поверили.

– Да не буду я просить их о помощи! – в сердцах бросил король. – И думай ты что угодно.

– Вот теперь верю, – хмыкнул Тарвик и сделал еще глоток. – За ваше здоровье. За тебя, мой король. Хотя ты и большая скотина, мне нравилось считать себя твоим другом.

– Мне тоже нравится считать себя твоим другом, – мягко произнес Кастин. Тарвик прижмурился и сообщил:

– Мур-мур-мур, приятно-то как. А вы, птички мои, что хорошего скажете?

– Спасибо, Вик. За то, что ты помог мне. Не хотел, а помог. Мы, наверное, не друзья… но и друзья. И мне это тоже нравится.

– Пообещай мне, Риэль, – строго проговорил Тарвик, – что не станешь вносить меня в свой мартиролог. Был – и нет. Все. Хочешь помнить – помни живым. Чтоб никаких страданий. А не споешь ли мне? Персонально?

Риэль не пошел за виолой. Он запел «Темнолесье» а-капелла, и пел так, как мог петь только Королек Риэль. Тарвик слушал, прикрыв глаза и явно наслаждаясь. Потом посмотрел на Женю.

– Это не плохой мир, я же говорил. Мир, в котором есть надежда.

Он улыбнулся. В последний раз.

– Ну вот…

Это были первые слова Кастина за последние сутки. Впрочем, и Женю с Риэлем не тянуло на разговоры, и Кастин был погружен в себя. Вжился в роль? Нет. Ему незачем . И Риэль, и даже Женя – случайно встреченные люди, которых он в своих политических играх уже использовал, которые ему просто не нужны. Он бы и забыл о них давно, а может, и забыл, и если бы не Тарвик, то и не вспомнил.