Тамара Воронина - Надежда мира

– А что особенного? Я родом из Сайтаны…

– И там на каждом шагу эльфийские имена? И редчайшие фамилии?

– Эльфийские? – удивился Риэль, даже забыв бояться. – С чего ты взял?

– С чего… Я, знаешь, из семьи ученых. Папочка был известным растениеводом, мамочка увлекалась ономастикой и топонимикой, так что я тебе и сейчас целую лекцию могу прочитать, что означают разные имена и названия. Ри – классическое эльфийское имя, по одной версии означает «песня», по другой – «музыка», по мамочкиной – в эльфийском нет разницы между понятиями «музыка» и «песня». Эль – фамилия редчайшая, почти уникальная, хотя и вполне человеческая. Что значит – не знаю. Я университет бросил еще до специализации. Я – ученый. Можете себе представить?

Женя легла на сиденье, поджав ноги и положив голову Риэлю на колени. Одной рукой он придерживал ее за плечо, второй перебирал волосы. Боялся отпустить. Или держался за нее. Тарвик слегка улыбнулся, то ли ободряюще, то ли насмешливо. Только он умел совместить два таких разных чувства в одной полуулыбке. Бедный, бедный Риэль…

Карета остановилась в глухом дворе, окруженном высоченными каменными стенами. Само здание, массивное, приземистое, казалось ниже этих стен. Местные тюрьмы, похоже, предпочитали землю, а не воздух. Лестницы вели вниз, и, хотя они были освещены, Женя спотыкалась на каждой третьей ступеньке. В маленькой комнате где-то глубоко их разлучили, и Женя не выдержала, устроила маленькую истерику, рыдала и рвалась к Риэлю, а на его лице была такая мука, что Женя рыдала еще отчаяннее. Ее оттащили, мужчин увели, и ей дали проплакаться.

Перестав реветь, Женя начала бояться, потому что вспомнился подробный и весьма натуралистичный рассказ Тарвика о допросах, о бессмысленной жестокости пыток: ведь мучили не для того, чтоб он раскололся и в чем-то признался, а так, на всякий случай. Он и так во всем признавался. И Женя тоже признается сразу и во всем, ей только кулак покажи. И Риэль. Не супермены же они в конце концов. Вот только в чем признаваться?

Ее не стали раздевать догола, даже рюкзак не отобрали, правда, перетрясли и все швы прощупали в лучших традициях профессионального обыска, и саму ее обыскали тщательно-претщательно, промяв и швы на одежде, и воротник, и пояс штанов – но делала это молчаливая и страшненькая женщина. Игрушечная собачка внимания не привлекла, хотя собачек здесь не водилось. Впрочем, те монстры, зверьки и зверюги, которыми были заполнены магазины игрушек в Новосибирске, тоже водились только в страшных снах своих создателей, да и здесь фантазии было место. Комната, в которой ее заперли, не очень походила на камеру, которую описывал Тарвик. Она была маленькая, но в ней имелась узкая кровать с постелью, стол, прикрепленный к стене, табурет и даже что-то вроде полукресла, а за перегородкой Женя обнаружила туалет и раковину, когда перестала трястись и решила обследовать комнату.

Она измерила камеру шагами и вдоль, и поперек, и по диагонали, и зигзагами. Она сидела на табурете, в кресле и на кровати, просто так и обняв колени и уложив на них подбородок, она плакала и смотрела в стену сухими глазами. Единственное, на что у нее не хватило ума, это раздеться и лечь. Впрочем, все равно уснуть не удалось бы. Ни под каким видом. Когда щелкнул замок, Женя едва не упала в обморок, то ли от ужаса, то ли от закончившегося ожидания. Стражник, появившийся на пороге, даже испугался, помахал на нее рукой за неимением газеты, и только когда она начала нормально дышать, пригласил идти с ним. Именно пригласил. «Пойдем, девушка». Женя поплелась следом, сжимая в кулаке собачку. Оставлять ее одну? ни за что.

Их было трое, как и говорил Тарвик. Маг был тот, что их арестовывал, оставшиеся, наверное, сыскарь и агент тайной полиции. Который из двоих умеет бить кончиками пальцев так, что слезы брызжут, а который маньяк и садист с жезлом кары?

– Как тебя зовут, девушка? – почти участливо спросил маг. Женя не стала напоминать, что уже представлялась ему.

– Женя Кови.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать четыре.

– Ты была замужем?

– Нет.

– Откуда ты родом?

– Не знаю. Я не помню родителей.

– Где же ты росла?

– В Хименской обители.

Они были потрясены. Все трое. Переглянулись, один даже покачал головой. Не забыть бы со страху придуманную Тарвиком историю… Хименская обитель была ее спасением, потому что, по сведениям Тарвика, об этом культе никто толком ничего не знал. В обители исповедовали один из древнейших культов на Гатае. Когда-то он был умеренно популярен, а потом сошел на нет, и теперь был забыт настолько, что вне обители о нем не знали ничего, так что Женя могла фантазировать, как угодно, но лучше ссылаться на то, что она еще не доросла до уровня посвящения.

– Ты можешь рассказать? – обрел дар речи маг. – Рассказать об обители?

– Да, конечно… Только я не была посвященной. Мать считала, что мне рано познавать учение Химен, потому что у меня разбросанный ум, скверная дисциплина и отсутствие смирения.

– Отсутствие смирения? Ты не показалась мне дерзкой.

– Я не очень смиренная, – покаялась Женя. – А что с Риэлем?

– О твоих спутниках мы поговорим потом. Почему мать считала тебя недостойной? В чем заключался разбросанный ум, почему скверной была дисциплина? Как выражалось отсутствие смирения?

– У меня не получалось последовательно рассуждать на заданную тему, я все время отвлекалась на детали, начинала фантазировать, выдумывать и так увлекалась, что забывала о теме. И думала, что так и надо делать, вот мать и считала меня дерзкой.

– Как тебя наказывали за это?

– Никак, – удивилась Женя. – Химен не наказывает, а вразумляет и учит, у меня вся жизнь была впереди на постижение мудрости Химен. Она добра и терпелива, и вечность…

– Химен – это женщина? – потрясенно перебил один из полицейских или как они называются.

– А кто же? – вытаращила глаза Женя. – Разве можно девушек посвящать мужчине? Мужчинам мы можем служить вне обители, но в доме Химен мужчинам нет места.

Ну вот, началось. Ее расспрашивали о культе, и Женя усердно пересказывала все, что слышала от Тарвика, слегка приукрашивая и добавляя детали. И как хорошо, что ей еще не положено было знать глубинного смысла учения, а мужчины даже не знали, что Химен – женщина. Часа через полтора маг спохватился и начал задавать конкретные вопросы: что Женя помнит о своей жизни до обители. Женя красочно живописала абсолютно стандартный сельский пейзаж и большой дом с башенками. Таких домов было восемь на десяток, и гораздо больше было сожжено в провинции Сантия во время череды бунтов и восстаний лет двадцать назад. В Сантии они с Риэлем были, и кое-где даже руины видели, так что пейзаж был реален, а оранжевые цветы в полосочку росли только в Сантии и сопредельных районах. Вот и думайте, господа, откуда родом девушка, а сама девушка не знает.