Тамара Воронина - Приносящая надежду

Встать ему удалось с третьей попытки и при существенной помощи Лены. Он обнял ее за плечи, навалился, а она почувствовала себя санинструктором, выводящим раненого бойца с поля боя, обхватила его за талию одной рукой, второй взяла за руку, бессильно свисавшую с ее плеча. Да что с ним?

— Не надо. Давай сначала до дома дойдем, потом начнешь ко мне прислушиваться. Иначе у тебя начнется та же слабость, и придется нам вдвоем топать на четвереньках…

В его ровном усталом голове появилась напевность. Акцент. Он устал так, что перестал следить за речью. Впрочем, ноги он переставлял вполне ритмично, словно задал мозгу определенную программу, но вот куда идти, вряд ли понимал, и опирался на Лену очень весомо. Как бы ни были тонки в кости эльфы, каким бы усредненным эльфом ни был Гарвин, он был мужчиной высоким и весил уж никак не меньше семидесяти килограммов. Примерно как… нет, шут худее все-таки, у Гарвина и плечи пошире… и все. Только что плечи пошире. У эльфов вообще нет коренастых. Даже двухметровый Милит кажется довольно тонким, у него узкие бедра, тонкая талия, развит плечевой пояс. Торс не похож на треугольник. Они изящные. Сухие. У Маркуса совсем другое сложение, хотя и он не производит впечатление мощного, у него плечи конечно пошире, чем у шута, а торс покрепче, пошире, и штаны шута ему тесны…

— Почему ты думаешь о всякой ерунде? Чтобы идти было легче?

— Ага, — буркнула Лена, — ты тяжелый.

— А ты радуйся, что я не Милит и даже не Владыка. Они крупнее меня.

— Я и радуюсь. Куда тебя несет?

— Влево. Прости. Не могу с собой совладать. Значит, тебе нравится, как сложены эльфы.

— Ты у нас вообще красавчик.

— Я? Кто тебе такую глупость сказал? Я как раз считаюсь некрасивым.

— Это еще почему?

— Ну, во-первых, мастью подкачал. Не рыжий, не русый, нечто неопределенное. Во-вторых, лицо неправильное, губы тонкие. В-третьих и в-главных, слишком светлые глаза.

— У Кайла тоже светлые.

— Много у кого светлые. А у меня — слишком светлые. До бесцветности. А что, неужто я кажусь тебе симпатичным?

— Кажешься. Хотя, конечно, на фоне Владыки или Милита…

— Сравнила! Они у нас как раз редкие красавцы. И кто, по-твоему, привлекательнее — Владыка или Милит?

— Ой, не знаю… Наверное, Владыка. У него волосы такие… аж завидно.

— Тебе ведь нравился Милит? И если бы не шут…

— Не хочу и думать об этом. Нравился — не нравился… Был все же Милит, а не другой эльф. Или человек.

— Почему не Маркус? Ты ему нравилась, как мне кажется. Ну не был влюблен, как Милит, но ведь тебя как раз эта влюбленность и отпугивала. А Маркус — старый друг, с ним проще…

— Ну знаю. Так получилось, и все. Зато между шутом и Маркусом ничего не стоит.

— А хорошо тебе было с Милитом?

— Лучше, чем без него.

— Почему?

— Не знаю. Когда тебя любят, легче.

Холодные губы Гарвина коснулись ее виска.

— Верно. Я могу ему передать твои слова?

— А то он не знает.

— Он тебя любит, Лена. И будет любить. Это навсегда. И не жалей об этом. Легче не только, когда тебя любят, но и когда ты любишь. Любовь придает силы. Желание жить.

— И движет миром.

— Глупости. Миром движет ненависть. И любопытство. Любовь вызывает желание постоянства, а не изменений. По себе знаю. Если бы в моей жизни не было Вики… Вряд ли бы тебе удалось меня изменить, Лена.

— Я тебя и не меняла.

— Ну-ну. Я все тот же Гарвин, целью жизни которого было убить как можно больше людей. Любых. В любом месте. Ты думаешь, я очень отличался от Корина? Разве что ненавидел сильнее, потому что люди лишили меня всех, кого я любил.

— А Владыка? Ариана? Милит? Кайл?

— Владыка… Ну, да. Но тут не только любовь. Тут больше уважения. Он не столько отец, сколько Владыка, хотя да, конечно… И Милита я люблю. Сестра и Кайл… Поближе, чем остальные тысячи эльфов, но не так уж существенно. Я тебя удивил?

— Не слишком. Я и не замечала особенной любви между вами.

— Ты так и не можешь простить Владыке готовность меня убить?

— Не могу.

— Ну и дура. Ну убить же, а избавить от мучений. Добить. Это не жестокость, это милосердие.

— Я никогда не пойму эльфов.

— А кто рассказывал об «ударе милосердия»? Как-то странно ты его называла. Не помню.

— Вы слишком легко относитесь к смерти.

— Легче легкого. Ты бы и четверти часа в той клетке не выдержала, запросилась бы хоть на виселицу, хоть под топор… Очень устала? Ну давай отдохнем, я тоже… боюсь, что собьюсь с шага.

— Я тебя потом не подниму.

— Встать я смогу. Лена, давай… Я устал.

Лена почти уронила его и тут же уронила себя рядом. Нет, так дело не пойдет.

— Обними-ка меня, — приказала она, — и руку под платье просунь, чтоб кожи касаться. Надо замкнуть кольцо.

— Это ты со мной целоваться решила? — полюбопытствовал Гарвин. — А я хочу?

— Кого это волнует? Обещал слушаться? Вот и слушайся. Не знаю, что у тебя с магией, но физических сил у тебя явно нет. У тебя все мышцы дрожат. Ну, давай, я в конце концов не такая крокодилица, чтобы со мной было противно целоваться.

— Крокодилица — это что?

— Это то, что на кольцах у братьев Умо.

Она положила руку на грудь Гарвина и в очередной раз испугалась. Сердце у него шло вразнос, как у шута и Маркуса после допроса мага. У эльфов такой аритмии не было. У Кайла — точно не было. Губы у Гарвина были почти белые и ледяные. Как у Лиасса в ту первую встречу. От его руки вообще озноб по всему телу прошел.

Лена не отпускала его, пока не почувствовала, что рука Гарвина стала чуточку теплее.

— Ну вот, — усмехнулся он, — не боишься, что я в тебя влюблюсь, как Милит? Он ведь думает, что все началось именно с того поцелуя под дождем. Дескать, узнал вкус твоих губ и забыть не может.

— Дождя не хватает, — буркнула Лена, оглядываясь. Куда это она его завела? Деревья кругом и непонятно куда идти. Заблудилась в трех соснах? — Ничего, потом медом заешь. Понадобится, я с тобой и в постель лягу.

— Не надо жертв.

— Пока не понадобилось. Почему у меня не получается сейчас, как тогда?

— Потому что я не умираю, а ты это понимаешь. Ты же во власти не разума, а эмоций. Не чувствуешь в достаточной степени сильно, вот и не получается просто прикосновением. Приходится целовать. И уже даже подумываешь о постели как крайнем средстве. Лена, силы появятся, магия не исчезла…

Он вдруг замолчал, и Лена перестала тупо думать о том, что могли подумать эльфы, проходившие мимо, увидев картинку: голый эльф целует женщину. Ну кому бы пришло в голову, что это терапевтическая процедура! Лицо Гарвина окаменело.

— Что? что такое?

— Она не хочет слушаться… — прошептал Гарвин. — Может быть, именно этого и боятся в некромантах? Может быть, она сошла с ума? Или старается взять надо мной верх? Ты понимаешь, что может случиться, если это так?