Оксана Демченко - Паутина удачи

– Мы по-разному воспитывались и видим жизнь неодинаково, – сообщила жена начальника полиции, еще когда до ужина, на кухне, аккуратно выкладывала сладости на большой поднос. – Мой муж сияет среди прочих мужчин как солнце, оттого и взор мой к нему обращен. Он ограждает кольцом нерушимых стен покой семьи. Он принимает на себя удары судьбы, он обеспечивает дом. Я же свободна от всех этих тяжких забот. Я веду дом, воспитываю детей и даже переписываюсь с отцом и братьями, мне ничто не запрещается.

– Но, Эжени, а как же образование, работа, общественная деятельность? – еще более поразилась Мари.

– Я родилась в просвещенной стране и закончила женское медресе, – гордо отозвалась Женя-Марджана.

– И чему там учили?

– Самому полезному для жизни. Три языка, толкование священных книг, искусство поддержания беседы, пение, приготовление пищи и прием гостей. А еще всему тому, что должна знать хорошая жена, чтобы муж был ею доволен.

Лена подмигнула Екатерине Федоровне, нарезающей сыр тончайшими ломтиками. Та заинтересованно повела бровью:

– А как ваша семья, Женечка, восприняла то, что Евсей Оттович иноверец и иноземец?

– Это сложная и длинная история. У меня на родине любое продвижение сопряжено с обретением покровительства и созданием союзов. Мой отец прибыл в столицу в надежде приблизиться ко двору паши.

Женщина улыбнулась. Оказывается, рассказывать о прошлом приятно, когда тебя слушают так внимательно и тепло. Когда есть убеждение, что сказанное не покинет пределов комнаты, не бросит тень на имя и репутацию дорогого человека. Ведь и без того брак причинил ему немало вреда, однако ни разу Евсей Оттович не высказал огорчения или раздражения по поводу сделанного выбора.

Странно вспомнить: увидев будущего мужа в первый раз, она сочла его некрасивым, грубым и даже опасным. Тогда ей было четырнадцать. В их дом пришла пожилая дородная женщина из квартала города, соседнего с дворцом, села на расстеленный для нее лучший ковер во внутреннем дворе, в женской половине, стала прихлебывать дорогой зеленый чай, пробовать халву и интересоваться бессмысленными мелочами вроде сорта риса, предпочтительного для настоящего горского плова, – то есть готовить почву для длинного и серьезного разговора. Сестре Саадат уже шестнадцать, самое время, даже поздновато. Но такую гостью из богатого квартала стоило ждать. А с ней рядом сидит и брезгливо рассматривает чашку из лучшей голубой горской керамики старшая женщина рода Али-Беков. Если за их сына, то большего счастья и представить нельзя. Первой женой, за старшего, за наследника… Да его отец – советник самого паши!

Служанки с ног сбились, наспех готовя и подавая лучшее, что есть в доме. Мать поманила, шепнула в ухо:

– Беги к Гюльсар, нельзя сидеть так, без мудрой женщины бабушки Гюль, избранной отвечать за дела этого квартала.

И Марджана побежала. До дома старой Гюльсар по узкому лабиринту улочек с глухими глинобитными заборами. Оттуда на рыночную площадь. Она бы в другое время и не пошла одна, но сейчас надо. Все люди дома старой Гюльсар, не занятые неотложными делами, бросились искать бабушку, столь нужную теперь, срочно. Так некстати пожилая распорядительница всей женской жизни квартала обнаружила на своей кухне нехватку приправ…

Марджана выбежала из темной щели улочки, затененной высокими стенами домов, на горячие плитки большой площади, которые плавило и жгло послеполуденное солнце. Прищурилась, закрутила головой: где же искать? Может, в ближней лавке, поправее? А вдруг бабушка пошла в основной ряд с приправами, там ведь и дешевле, и торговаться можно долго и интересно, выясняя все городские новости… Марджана стояла, закусив губу, глупо прижав ладони к груди, словно собиралась сразу и плакать от обиды, и молить Всевышнего. Бабушки Гюль поблизости не было заметно. Зато чужак имелся. Он сидел на превосходном караковом жеребце самым нелепым образом – согнув одну ногу за луку седла, так что сапог лежал на конской холке, локоть опирался на голенище, а подбородок покоился в ладони. Неудобно же, наверное… Она даже головой тряхнула. Глупый и странный чужак. Блеклый, волосы вроде бы темные, но словно рыжим песком засыпанные. Лицо не очень смуглое, сухое, хищное. Светлые глаза смотрят с прищуром, насмешливо и цепко. Прямо на нее. Так и толкает этот взгляд назад, в спасительную тень знакомых улочек. Девочка спохватилась, нельзя рассматривать чужаков. Эдак недолго и до более страшного докатиться: с тобой заговорят, словно ты дала повод! Она отвернулась и побежала в лавку. Потом по площади, напрямик, к рядам с пряностями. За спиной, на расстоянии пять шагов, звенели подковы каракового коня.

Бабушка Гюль нашлась довольно скоро. Приправы она давно купила, но домой не спешила. Стояла и самозабвенно торговалась со стариком Хакимом по поводу пригоршни жареного, подсоленного миндаля, гостинца для внука и достойного повода обсудить и перемолоть до тончайшей пыли косточки каждого знакомого жителя большого города.

– Старый Мамед тоже приходил, – заверил продавец миндаля, продолжая бесконечный разговор. – Спина у него болит…

Бабушка Гюль обернулась, сразу же выделив необъяснимым женским чутьем звук копыт каракового из всех иных шумов базара. Сердито покачала головой и погрозила чужаку пальцем, обнимая за плечи маленькую посыльную, слегка напуганную навязчивым сопровождением:

– Тебе что, Ессэи? Иди уже! Все у нас вышло по закону, временных жен я твоим людям нашла удачных, хоть и иноверцы они. Расселиться помогла, со старой Зариной из квартала медников поговорила, и с иными тоже.

– Да славится имя Его во веки веков, – вежливо молвил конный, покидая седло. Этой фразой он ловко объединил приветствия, приемлемые для двух верований. Поклонился старой Гюльсар, и она чуть посветлела лицом, признавая обращение вполне удачным, шепнула вместе с Хакимом ответное «да сбудется», и чужак продолжил: – Девочка бежала со всех ног, выслушай сперва ее, а уж потом меня.

Голос прозвучал уверенно, неправильность выговора оказалась небольшой, едва приметной. Марджана тихо шепнула про гостей и просьбу матери. Бабушка Гюль заинтересованно повела бровью. Приняв мешочек с миндалем из рук продавца, обернулась к чужаку:

– Ессэи, раз ты вежливый сегодня и не занят делами, изложи свой вопрос на ходу. Дело малышки и впрямь важное.

– Я вас охотно провожу, – кивнул чужак. – Мне, собственно, как раз интересно узнать, как зовут девочку. Такой живой глазастик… Если помните, мы еще в прошлый раз спорили, достойная Гюльсар. Я твердил, что по-настоящему живых людей несколько меньше на свете, нежели способных передвигаться и дышать.

– Сгинь, шайтаново семя! – Бабушка стукнула его по плечу мешочком с миндалем. – Марджана происходит из хорошей семьи, и я буду подбирать ей достойного мужа еще не скоро. В следующем году, а то и позже. А ты хоть и служишь при дворе паши и чин твой высок, но ты чужеземец и иноверец. К тому же связей не имеешь, как и средств. Знаешь, какой свадебный список оговорили семьи для троюродной сестры этой девочки?