Дмитрий Емец - Мост в чужую мечту

Гавр развесил уши, дурковато вывалил розовый, цвета чайной колбасы язык и нетерпеливо завертелся, мешая Рине забираться в седло. Когда же она это сделала, разбежался, оттолкнулся задними лапами и взлетел.

Им навстречу двигалась морозная новогодняя ночь. Было в ней что-то легкое, радостное. Весело скользили машины по нитке шоссе. Глухо хлопали петарды. Далеко впереди мягко шевелилась живыми огнями Москва.

Рина, волновавшаяся, что Гавр начнет метаться и понесет ее неизвестно куда, вскоре успокоилась. Кажется, Гавр сообразил, кто такой Аль, и летел именно туда, куда требовалось. У гиел хорошая память. Им достаточно однажды где-то побывать, и дорога навсегда отпечатается в памяти. Каким образом гиелам это удается, для Рины всегда оставалось тайной. Как можно запомнить лес или поле, она понять могла, но как сориентироваться в сотнях тысяч московских крыш, да еще ночью?

Рина не успела толком отморозить щеки, а Гавр, сложив крылья, уже скользнул вниз, пронесся над Ботаническим садом и, сев в снег, стал фыркать и вынюхивать что-то в сугробе. Рина высвободила ноги из стремян. Над голубятней поднимался дымок. Ветер раскручивал его и, играя, разносил по ближайшим тучам.

Рина подошла к двери и хотела постучать, но дверь открылась прежде, чем она это сделала. На пороге стоял Гамов в шапочке Санта-Клауса. Во рту он, как сигару, держал длинную венгерскую сосиску.

– Аль тебя учуял! – пояснил он, отодвигаясь, чтобы впустить Рину внутрь.

Выскочивший Аль профилактически рычал на Гавра, который, вжавшись в снег, торопливо демонстрировал, как рад его видеть.

– Ты одна? – спросил Гамов, выглядывая наружу.

– Одной мне плохо летается… С Гавром.

– А-а, – протянул Гамов с облегчением. – Ну, про Гавра я знаю. А я думал, ты с этим своим…

Он осекся, из чего Рина сделала вывод, что много думать Гамову вредно.

– А он, между прочим, о тебе плохо не говорит! – с укором сказала Рина, не упоминая, что Сашка выстругал куклу для метания ножей и нежно называет ее «Гамов». – Ты Новый год-то встречаешь?

– В одиночестве. У меня нет даже хлеба. Никак не соберусь выбраться в магазин. Приходится намазывать черную икру на сосиски.

Рина посочувствовала бедняге.

– А елка есть?

Гамов оглянулся. Елка у него была как у папы Карло – нарисована маслом на куске старого холста. Правда, подарки, лежащие под ней, были настоящие.

Добрые родители подарили изгнаннику спутниковый навигатор, плоский термос с регулятором температур, полетные очки с затемнением и небольшую японскую катану. Катана была без украшений, простая с виду, но что-то подсказывало Рине, что это настоящая, от мастера, а не просто сувенир.

– Для тебя у меня тоже есть подарок, Катя!

– Катя – енто хто? Познакомишь?.. Я Рина.

Гамов молча протянул Рине пакет в розовой оберточной бумаге. Рине лень было возиться с многочисленными ленточками, и она рассекла их быстрым движением ножа, подумав мимоходом, что и нож, кстати, гамовский. Он окружает ее своими предметами, как шахматными фигурами.

– Ты первая девушка, которая так сделала! Обычно они пищат и развязывают эти ленточки ногтями по полтора часа, – одобрил Гамов.

– Для однолюба ты поразительно осведомлен.

– У меня есть двоюродные сестры.

– В Канаде?

– В Канаде они не прижились. А в Лондоне им показалось холодно. Теперь в Италии. Но откуда ты знаешь? – удивился Гамов.

– Да так. Ляпнулось по аналогии. Я представила, где бы я поселила твоих сестер, если бы я тебя придумала, – Рина одержала, наконец, победу над оберточной бумагой.

Внутри оказался плоский фонарь, который можно было крепить как наголовник. Рина стала искать, как его включить. Заметив, что фонарь смотрит ему в живот, Гамов шагнул в сторону.

– Ты чего?

– Маленькую кнопку я бы не трогал! – сказал он.

– Там что, лазер?

– Всего лишь автоматный патрон. Боевой, разумеется. После выстрела фонарь приходит в негодность… Я подумал: ты единственная девушка, которая это оценит!

Рина издала звук, средний между «угу» и «гм», и оставила маленькую кнопку в покое.

– Собирайся! – сказала она.

– Куда?

– Если я скажу, ты не полетишь.

Гамова это не вдохновило. Он печально посмотрел на елочку.

– Может, сначала встретим Новый год? Мне мама должна позвонить по скайпу. Она взбесится.

Рина невольно улыбнулась. У крутого супермена Гамова была мама, которая могла позвонить и выйти из себя, увидев, что сына нет на месте.

– А если тебя не окажется – она примчится?

– Да нет, едва ли. Она в Норвегии. У нее там семья.

В этом «у нее» Рине послышалась обида.

– А отец? – спросила она.

– Отец в Подмосковье, а его семья в Швейцарии… – сказал Евгений смущенно.

Рина убедилась, что Гамовы расползлись по всему миру, и одним атомным грибком их теперь не накроешь.

– А твои? – спросил Гамов.

– У меня их подозрительно много, – угрюмо ответила Рина.

– Много?

– Надеюсь, что тот папаша, которого мы навестим сегодня, нас хотя бы узнает.

Она была благодарна Гамову, что он не улыбнулся и отнесся к ее словам серьезно.

– А кто он?

– Неважно. Просто человек.

Гамов рухнул в кресло и стал ковыряться сосисочкой в черной икре.

– Для меня важно. Я не ночной бомбила, чтобы лететь, куда мне ткнут пальцем, – заметил он.

Впервые Ринино упрямство встретило уверенное сопротивление. Скрестив ноги, она уселась на ковер и, забрав у Гамова банку с икрой, стала есть ее пальцем.

– Возьми сосиску! – любезно угостил Гамов.

– На обкусанные сосиски у меня аллергия… И вообще, ты в курсе, что если сосиски закрутились винтом, они переварены?

Гамов смущенно улыбнулся. Его кулинарные таланты начинались между полками супермаркета и заканчивались у его же касс. Рина с вызовом доела икру и забросила банку в камин, наблюдая, как она темнеет. Так они просидели минут десять. Гамов натянул на глаза колпачок Санты и сделал вид, что дремлет.

– Тот человек в снегу, которого убил эльб… – неуверенно начала Рина.

– Уточкин! – подсказал Гамов.

– …знал меня раньше, до ШНыра… И не только меня, Элю тоже. Он сказал мне, что мой отец – ГАЙ, – с усилием выговорила Рина.

Она ожидала чего угодно, кроме того, что последовало. Гамов лишь вежливо моргнул.

– Прости, конечно, Рина, но… У Гая нет детей.

Женская реакция всегда строго противоположна ожидаемой. Если до этого Рина стыдилась, называя Гая своим отцом, то теперь рассердилась на Гамова, что он ей не поверил.

– Ты так близко знаешь Гая, что тебе известны все его тайны?

Гамов вытянул ноги поближе к огню.

– Нет, не близко. Но я давно в организации и кое-что усвоил. Человек с его степенью близости к опекунам детей иметь не может. Гай, по сути, не мужчина, а бессмертная мумия. Я подозреваю, если бы эльбы оставили Гая без защиты… ну, полностью… он рассыпался бы прахом за пару минут. Какие уж тут дети!