Роберт Сильверберг - Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик

— Значит, вот как здесь погибают. Уходят во сне днем.

— И так тоже.

— Я в долгу перед вами. Вы спасли мне жизнь.

— Хм, жизнь вам спасают с тех пор, как мы миновали Кавагский Проход. Вы бы уже погибли раз пятьдесят. Но если хотите кого-то благодарить, благодарите уруна. Он-то по настоящему потрудился, разыскивая вас.

Деккерет кивнул:

— А где ваш сын? И Кэймак Грэп? Тоже ищут?

— Уже возвращаются,— ответил Баржазид, указывая на только что появившихся из-за бархана скандаршу и мальчишку. Ни на кого не глядя, скандарша опустилась на свой тюфяк. Динитак Баржазид лукаво улыбнулся Деккерету и спросил:

— Приятно прогулялись?

— Не очень. Я сожалею о причиненных хлопотах.

— Ничего. Только вот что теперь делать?

— Может быть, привязывать меня, пока я сплю?

— Или придавливать тяжелыми валунами,— предложил Динитак, зевая во все горло.— Лучше постарайтесь оставаться на месте, хотя бы до захода солнца.

— Я попробую,— сказал Деккерет.

Но снова уснуть оказалось невозможно. Кожа зудела от бесчисленных укусов насекомых и солнечных ожогов, несмотря на успокаивающую мазь, которой снабдил его урун, и чувствовал он себя отвратительно. В горле сухо першило, глаза болезненно слезились. И он вновь и вновь перебирал в памяти случившееся: сон жару, муравьев, жажду, внезапное осознание смерти. Он искал в себе трусость, но не нашел ее. Огорчение? Да. И гнев, и тревога, но никакой паники, никакого страха. Хорошо. Худшее, решил он, было не в зное, жажде и опасности, а в самом сне, безумной расслабляющей тревоге, в сне, который снова начался радостью, а посредине претерпел мрачное изменение. Невозможность получить утешение здорового сна, подумал Деккерет, гораздо хуже гибели в пустыне, потому что умирать приходится только раз, а сны человек видит постоянно. Не связаны ли такие сновидения с бесплодностью Сувраеля? Деккерет знал, что когда послание исходит от Властительницы, его внимательно изучают (если необходимо — с помощью тех, кто поднаторел в искусстве толкования снов), поскольку в них таятся знания, жизненно важные для надлежащего поведения человека. Но эти послания, вернее, просто сны, вряд ли исходили от Властительницы. Казалось, они направлялись какой-то темной силой, зловещей и деспотичной, более пригодной брать, чем давать. Меняющие Форму? Возможно. Что, если какое-то их племя сумело раздобыть, несмотря на огромные расстояния, отделяющие их от Острова Снов, один из механизмов, благодаря которым Властительница может достичь глубин сознания любого из своей паствы, и, скрываясь в засаде в жарком сердце Сувраеля, грабит путников? Ворует их души? Лишает жизненной силы тех, кто украл их мир?

Когда удлинились полуденные тени, Деккерет почувствовал, что начинает задремливать и соскальзывать в сон. Он боролся, боясь невидимых захватчиков душ, и отчаянно старался держать глаза открытыми, глядя в темнеющее пространство и вслушиваясь в гудящие и бормочущие звуки пустыни, но так и не мот перебороть естественную усталость измученного тела. Он погрузился в сон, не в послание от Властительницы или от неведомой темной силы, а просто в сон. А потом кто-то потряс его за плечо — урун, с трудом узнал Деккерет. Соображал он медленно, в голове шумело, губы потрескались, спина болела. Наступила ночь, и его спутники готовились к отъезду, сворачивая лагерь.

Урун подал Деккерету чашу с каким-то освежающим густым бледно-зеленым напитком, и он осушил ее одним глотком.

— Вставайте,— сказал урун.— Пора ехать.

Пустыня снова изменилась, сделавшись темно-красной и грубой. Очевидно, здесь случались гигантские землетрясения. Почва была перемешана с колоссальными плитами каменистого ложа, которые громоздились друг на друга под самыми невероятными углами. Через эту зону хаоса вел только один путь — широкое русло давно высохшей реки, чье песчаное ложе петляло долгим и приметным изгибом между разломанных и растрескавшихся скал. В небе повисла полная луна, и свет ее по яркости почти не уступал дневному. Пейзаж не менялся и после того, как флотер одолел несколько миль, казалось, будто машина застыла на одном месте. Деккерет повернулся к Баржазиду:

— Сколько нам еще добираться до пастбищ?

— Пустыню от них отделяет ущелье. Оно вон там.— Баржазид указал на юго-восток, где терялось высохшее речное русло меж двух скалистых пиков, торчавших из земли, словно кинжалы.— За Маннеракским ущельем климат совершенно иной. К дальней стороне горного кряжа по ночам подкатываются морские туманы с запада, и земля там зеленая, вполне пригодная для выпасов. Утром мы доберемся до ущелья, через день пройдем его, а к Дню Моря вы будете отдыхать в Цузун-Каре.

— А вы?— поинтересовался Деккерет.

— У нас с сыном есть еще кое-какие дела. Мы вернемся за вами позже. Сколько вам надо,— три дня, пять?

— Пяти дней вполне достаточно.

— Хорошо. А потом поедем обратно.

— Этим же путем?

— Другого нет,— ответил Баржазид.— Вам, наверное, уже объяснили в Толигае, что остальные дороги к пастбищам закрыты. Боитесь? Из-за снов? Но если вы не станете бродить по пустыне, вам нечего опасаться.

Замечание выглядело разумным. Он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы пережить поездку, но вчерашний сон оказался слишком мучительным, и он без особой радости ждал следующего.

Когда они на другое утро разбили лагерь, Деккерет ждал в тревоге. В первый час отдыха он заставлял себя не спать, вслушиваясь в потрескивание скал, накалявшихся полуденным солнцем, до тех пор, пока усталость не окутала сознание темным облаком.

И едва сон охватил его, он понял, что это только начало, ведущее к чему-то еще более страшному.

Сначала пришла боль — ноющая, острая боль, затем, без какого-либо намека на переход, взрыв ослепительного света в голове заставил его закричать и стиснуть виски. Но похожий на агонию спазм быстро прошел, и он ощутил мягкое присутствие Колатор Ласгии, успокаивающей его и баюкающей на своей груди. Она качала его, что-то бормоча, и утешала до тех пор, пока он не открыл глаза и не сел, оглядываясь по сторонам. И увидел, что он не в пустыне, и вообще не в Сувраеле. Вместе с Колатор Ласгией они находились на какой-то прохладной поляне в лесу, где гигантские, деревья с абсолютно прямыми стволами, покрытыми желтой корой, поднимались на непостижимую высоту, и быстрый поток, усеивая все вокруг брызгами, метался и ревел почти под ногами. За потоком земля резко опускалась, открывая долину, и в дальнем ее конце высилась огромная, серая с белым зубцом снежной вершины гора, в которой Деккерет мгновенно узнал один из девяти больших пиков Канторских Болот.

«Нет,— пробормотал он,— я не хочу!»

Колатор Ласгия засмеялась, и звенящий ее смех показался ему зловещим, похожим на звуки пустыни в сумерках.