Урсула Ле Гуин - Роза и Алмаз

На западе Хавнора — среди гор и холмов, густо заросших дубами и каштанами — есть небольшой городок или, точнее, поселок под названием Глейд. Некоторое время назад самым богатым человеком в Глейде был некий торговец по прозвищу Золотой. Он владел лесопилкой, выпускавшей крепкие дубовые доски для кораблей, что строились в Южном Порту и Большом Порту Хавнора. Кроме этого, Золотому принадлежали самые обширные на острове каштановые рощи. Были у него и свои подводы, возившие доски и каштаны на продажу. Торговля этими товарами приносила отличный доход, поэтому, когда у Золотого родился сын, его жена сказала:

— Быть может, назовем мальчика Орешек или Дубок?

Но отец ответил:

— Пусть будет Алмаз! — потому что, по его мнению, единственной на свете вещью, ценившейся дороже золота, были алмазы.

Маленький Алмаз рос в самом красивом и большом доме Глейда и был пухленьким, розовощеким, ясноглазым и очень жизнерадостным мальчуганом. От рождения Алмаз был наделен приятным мелодичным голосом и абсолютным слухом, и его мать Тьюли любовно звала сына Жаворонком или Соловушкой, поскольку имя Алмаз никогда ей не нравилось. Целыми днями в доме был слышен его звонкий голосок, выводивший слова веселых песенок, ибо стоило мальчугану хоть раз услышать какой-то новый мотив, как он тут же его запоминал; когда же Алмаз не слышал новых мелодий, то сочинял их сам. Местная ведьма по имени Клубок научила мальчика исполнять «Создание Эа» и «Песнь о подвиге юного короля», а на празднике Солнцеворота, когда Алмазу только-только минуло одиннадцать, он пел «Зимнюю песню» для лорда Западного Хавнора, навещавшего свое имение в холмах чуть выше Глейда. Его голос так понравился лорду и его супруге, что они подарили мальчику крошечную золотую шкатулку тонкой работы, крышку которой украшал небольшой бриллиант. Шкатулка была очень красивой и, несомненно, стоила весьма дорого. Мальчику и его матери подарок казался очень щедрым, но Золотой остался недоволен. Он был сыт по горло пением, музыкой и прочими пустяками.

— Тебя ждет работа потруднее, — сказал он. — Но и награда за нее достойная.

И Алмаз понял, что отец имеет в виду свое дело: лесопилку, каштановые плантации и подводы, лесорубов, пильщиков, сборщиков орехов, возчиков и многое другое. Непонятные разговоры о подрядах и поставках, частые поездки то туда, то сюда, необходимость что-то планировать и подсчитывать — все это казалось Алмазу каким-то взрослым, непонятным и скучным. Никогда прежде ему не приходило в голову, что повседневные труды и заботы отца могут иметь к нему какое-то отношение, и мальчик совершенно искренне недоумевал, почему папа считает иначе. Но в конце концов Алмаз решил, что когда он немного подрастет, что-то переменится, и он станет понимать больше.

На самом же деле Золотой имел в виду не только свое предприятие, которое надеялся со временем передать сыну. Будучи человеком наблюдательным, он давно подметил в Алмазе нечто такое, что заставляло его задумываться о делах более важных и значительных, чем торговля дубовыми досками и каштанами. Но чем дальше уносились его мечты, тем решительнее он тряс головой, тем крепче зажмуривал глаза, напуганный открывавшимися ему картинами.

Сначала Золотой решил, что имеет дело с обычным волшебством (подобные способности в определенном возрасте обнаруживают многие дети), однако способности эти, как правило, исчезали так же быстро, как гаснут искры, отлетевшие слишком далеко от костра. Он сам, когда был мальчиком, мог заставить собственную тень сверкать и переливаться всеми цветами радуги. Родители даже гордились им и заставляли повторять фокус с тенью каждый раз, когда в доме собирались гости, но лишь только Золотому минуло семь или восемь, он утратил свой волшебный дар и никогда больше не мог повторить этот трюк.

Когда Золотой впервые заметил, что его сын спускается по лестнице, не касаясь ступенек, он решил, что ему это просто почудилось. Но несколько дней спустя он увидел, как Алмаз взлетает вверх по ступеням, лишь слегка касаясь пальцами отполированных дубовых перил.

— А можешь ты так же спускаться? — спросил Золотой, и Алмаз ответил:

— О да, конечно. — И тут же, на глазах отца, слетел вниз, двигаясь плавно, словно облако, несомое теплым южным ветром.

— Когда ты успел этому выучиться? — только и сумел проговорить Золотой.

— А я и не учился. Просто однажды я понял, что умею это делать, — ответил мальчуган, не зная, одобряет ли его отец или, наоборот, сердится.

А Золотой не стал хвалить сына, ибо не желал, чтобы Алмаз гордился способностями, которые могли оказаться чем-то временным, преходящим, каким был его по-детски звонкий, чистый дискант. И без того, считал Золотой, с парнем носятся чересчур много.

Но примерно через год он увидел сына, игравшего на заднем дворе со своей подружкой Розой. Дети сидели на корточках, почти касаясь друг друга головами, и весело смеялись, но в их позах ощущалась какая-то странная напряженность, которая и заставила Золотого задержаться у окна, чтобы понаблюдать за обоими. На дорожке между Алмазом и Розой что-то прыгало, но Золотой никак не мог разглядеть, что именно. Быть может, это лягушка, гадал он. Лягушка, жаба или крупный сверчок…

Выйдя в сад, Золотой осторожно приблизился к детям. Он был крупным мужчиной, и двигаться бесшумно ему было трудно, но дети, поглощенные своей игрой, не заметили его. Между их босыми ногами на заросшей травой дорожке подскакивал и переворачивался в воздухе обыкновенный камень! Стоило Алмазу поднять руку, как камень послушно взмывал вверх; стоило ему немного покачать рукой, и камень зависал в воздухе; стоило ему опустить пальцы, и камень снова падал на дорожку.

— А теперь ты, — сказал Алмаз Розе, и она попыталась повторить его движения, но камешек в траве только ворочался с боку на бок.

— Ой!.. — прошептала негромко девочка. — Твой папа идет!

— Ну-ка, что это вы затеяли? — спросил детей Золотой.

— Это Ал придумал! — поспешила сказать Роза.

Девчонка, несмотря на свой нежный возраст, никогда не нравилась Золотому. Она ухитрялась быть одновременно и наивной, и сдержанной, и дерзкой, и робкой. На год моложе Алмаза, Роза была дочерью местной ведьмы, и это тоже было Золотому не по душе. Он предпочел бы, чтобы его сын играл с мальчиками, равными ему по возрасту и положению, то есть происходившими из самых респектабельных семей Глейда. Тьюли, правда, настаивала, чтобы муж называл мать Розы «знахаркой», но ведьма — она и есть ведьма, и ее дочь, конечно, не самая подходящая компания для Алмаза. Золотому, впрочем, польстило, что его сын обучает ведьмину дочь магическим фокусам, а не наоборот.