Галина Романова - Чара силы

— Я вернусь, — воскликнул Агрик. — Вернусь, Тарх!

Взмахнув на прощание рукой, он развернул коня и поскакал прочь.

Проводив отрока взглядом, Падуб обернулся на Даждя.

— А я? — тихо спросил он, — Мне некуда идти, хозяин!

— А я разве тебя гоню? — отозвался Даждь. — Ты мне нужен!

Пекленец просиял.

Они уже переправились на другой берег реки и направились на север, приближаясь еще к одному лесу, что стеной вставал впереди; Все молчали, Златогорка исподтишка бросала на Даждя недоверчивые взгляды.

— Ловко ты разделался с Агриком, — нарушила она молчание. — Он стал тебе не нужен, и ты отправил его с трудным поручением куда глаза глядят, а чтобы парень поверил в твое чистосердечие, всучил ему свой меч. Какой же ты воин, если так легко расстаешься с оружием?

— Я сделал для Агрика то, что должен был сделать, — ответил Даждь. — Он молод. За год узнает себя, найдет свое место в мире, и я предчувствую — в его руках мой меч принесет больше пользы. Он принесет победу не только Агрику, но и другим, кто через века возьмет его в руки. Имя же Агрика войдет в легенды — разве это плохо?

Он взглянул на Златогорку, и поляница не нашлась что возразить.

На север они явились одновременно с весной. Словно от их взглядов таяли снега, пробуждалась жизнь в долинах сумрачных гор.

Златогорка радовалась как дитя, забыв даже по привычке обижаться на Даждя за его поступок. Веселый девичий голос и звонкий смех вливались в крепнущий хор птичьих голосов. Она стала мягче, приветливее, с нетерпением ожидала конца пути и встречи с жителями этих мест. Один из них был ее суженым, к которому ее вез Даждь. Они наконец‑то встретятся — и это наполняло душу девушки сладкой тревогой и предчувствием неизведанного.

Даждя не радовало ничего. Он казался по–прежнему спокойным и предупредительным, но в глазах и голосе его не было радости. Больше восьми лет не был он дома, не видел отца, мать И братьев, но — странное дело — сейчас он и не хотел никого видеть!

Падуб сразу почувствовал перемену в хозяине. Не раз и не два ловил на себе Даждь его тревожный взгляд. И однажды пекленец не выдержал и подсел к витязю.

Даждь сидел, обхватив колени руками, и неотрывно смотрел на костер. Они расположились на высоком берегу над неукротимой горной рекой, что совсем рядом прыгала и грызла берега, стараясь сбросить со спины льдины. Мелкий густой кустарник со всех сторон окружал небольшую поляну. Над его ветвями с набухшими почками возвышались кроны берез. Меж кустов бродили лошади, оставленные без привязи. Златогорки не было видно — наверное, тоже сидит где‑то у воды.

— Поведай, хозяин, в чем твоя печаль? — тихо попросил Падуб. — Может, я смогу помочь?

— Разве ты можешь что‑нибудь сделать? — медленно выговорил Даждь. — В твоих ли силах?

— Это из‑за нее? — догадался пекленец.

Даждь невольно вскинул голову, ища глазами девушку.

— С чего ты взял? — спросил он требовательно.

— По твоим глазам только слепой ничего не узнает, а глухой — по голосу, — рассудил Падуб. — Ты сам не свой становишься, когда говоришь с нею — то ж всем видно!

— Не всем, — возразил Даждь. — Но ты прав, — вздохнул он, — мне страшно делается при мысли, что я выполню свой долг, и она уйдет! Мои меньшие братья подойдут ей больше, нежели я. А не они — так мало ли женихов на свете! Поманит какой‑нибудь, а потом убежит, не оглянется…

— Конечно, убежит, — согласился Падуб. — Она ведь не ведает?.. — Он взглянул Даждю в лицо, и тот покачал головой. — Не ведает! — воскликнул пекленец. — Да ты что, хозяин, и не говорил с нею?

— А зачем? Она должна свободно выбирать, а если начнет на меня оглядываться, разве ж это свобода?.. А вдруг более достойного за моей спиной проглядит? Ты вот, например, разве не вздыхаешь по ней?

— Нет, — улыбнулся Падуб. — Молод я еще для таких дел. Ты вот — в самый раз. И любишь ее…

— Да ну тебя, — отмахнулся Даждь и встал.

— И все‑таки поговори, — не отставал Падуб. — Все лучше, чем так просто себя изводить. Прямо сейчас и пойди. Зорьку вечернюю вместе проводите, а там видно будет!

Даждь сердито отмахнулся, но сказанное запало в душу, и он тайком от всевидящего Падуба отправился в рощу.

Девушка почти сразу, как разожгли костер, направилась туда и до сих пор не возвращалась. Прислушиваясь к вечерним трелям птиц, Даждь осторожно пробирался зарослями, разводя ветки руками. Весенний прозрачный день подходил к концу, и под кронами уже начало темнеть.

Витязь двигался так осторожно, что птицы скоро перестали его бояться. Они проносились над его головой, распевали на ветках, которые он трогал руками.

Впереди послышался голос, который Даждь узнал бы из тысячи. Златогорка была там, среди берез. Даже не прислушиваясь, Даждь легко различал каждое слово — она нараспев повторяла мольбу–заговор:

— Белая береза, белая подружка, сестре своей услужи, жениха мне укажи!.. Белая березка, верная подружка, дом стоит над горой — суженого мне открой!

Девушка повторяла эти слова, чередуя их с тихой песней о девушке–березке, что стояла на юру, поджидая суженого из дальнего пути, да не дождалась и умерла. Проросла на могиле ее березка, а когда вернулся‑таки молодец, заплакала она человечьими слезами.

Стараясь не шуметь, Даждь заспешил на голос и вскоре увидел Златогорку.

Девушка кружила в танце вокруг березки, ветки которой были завиты в узлы. Прервав на миг танец, она с тем же приговором связала вместе еще две и, отступая, земно поклонилась деревцу. Ее тонкий стан в светлом платье — она эти дни не носила кольчуги, в которой пробудилась, — тоже походил на березку, и в вечереющем воздухе сквозь ветки казалось, что это молоденькое деревце кружит перед старшим.

Даждь выступил из кустов.

Златогорка взяла еще две ветки.

— Березка, сестричка, — зашептала она, — совью тебе косичку. Выбери сторону южную, покличь моего суженого! Выбери сторону северную — покличь мне друга верного!..

— Кого зовешь, девица?

Златогорка вскрикнула и обернулась. В нескольких шагах от нее стоял Даждь. Заметив испуг и смущение на лице девушки, он улыбнулся:

— А я тут бродил — слышу, ты кого‑то зовешь…

Он замолк, не желая, чтобы девушка догадалась, что он окликнул ее нарочно именно в этот момент, но Златогорка и так все поняла.

— Нет! — воскликнула она. — Ты? Только не это! Нет!

Даждь шагнул было к ней — поддержать, утешить, — но она метнулась прочь и кинулась бежать куда глаза глядят.

Даждь остался один под березами. Деревья тихо качали связанными ветвями.

— Понял теперь? — молвил он, обращаясь неизвестно к кому, — Нет, ищи ей другого суженого — по душе, по сердцу!