Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать

Их встречали: дюжина гвардейцев при полном вооружении, повозка со слугами и вещами, нужными в дороге (полагаться на то, что на постоялых дворах найдется все необходимое гостям, король Белона не стал), экипаж с возницей. В Белоне полагали экипаж куда более удобным, чем путешествие верхом, — но Дагобер наотрез отказался даже смотреть в его сторону, потребовав оседланного коня. Коня ему уступил один из гвардейцев. Так что в экипаже их оказалось четверо: два представителя короля, что сопровождали маркиза с самого начала путешествия, оставшийся безлошадным гвардеец и Эдгар.

Цвет лица королевских послов оставлял желать лучшего, да и круги под глазами отчетливо напоминали о бурно проведенной ночи. Так что коротать время за светской беседой посланники явно не собирались. Гвардеец же откровенно тяготился дорогой — то и дело ерзал, выглядывая в окно, но субординация не позволяла ему начать разговор первым. А Эдгара нисколько не утомляло молчание, он с удовольствием разглядывал яркую зелень холмов и белые шапки маячивших на горизонте гор. Видеть их ученому до сей поры не доводилось.

Королевство Белон сошло бы, пожалуй, за неплохих размеров графство. Долина у моря, со всех сторон окруженная горными хребтами. Рассказывали, что высоко над морем простираются богатые луга, способные прокормить тучное стадо; шерсть выросших на тех лугах овец ценилась далеко за пределами королевства. И все же Эдгар не понимал, почему Кадан так вцепился в этот кусок побережья, заросший оливковыми деревьями и виноградниками. Спрашивать об этом у сопровождающих, очевидно, не имело смысла — известно же, что всякий кулик нахваливает свое болото. Поразмыслив и вспомнив то, что успел прочесть, Эдгар решил: дело в обычной корысти любого сюзерена, не желающего выпускать из рук землю. Даже если добраться до той земли можно только морем или горными перевалами, да и то лишь в теплое время года и погожий день.

Путь от порта до столицы занял три дня. Правда, Эдгар был уверен — будь он один, одолел бы дорогу в сутки. Будь он один, он бы не спал до обеда, утомленный не столько путешествием, сколько сравнением достоинств трактирных девок, как то было с маркизом, в то время как всем остальным волей-неволей приходилось ждать. Впрочем, Эдгару грех было жаловаться. Постоялые дворы, которые посланники белонского короля выбирали сами, не доверяя гостям, оказывались чистыми и даже без насекомых в кроватях, еда — сносной. А бесконечные утренние часы он заполнял захваченным еще из дома трактатом, который открыл только сейчас. Если же читать желания не было, можно было поболтать с гвардейцами, от души потешавшимися над его ошибками в языке. Эдгар не обижался, прекрасно понимая, насколько далек он от совершенства, и пользовался любой возможностью расширить словарь. Тем более что Хасан, учивший его в Агене, явно не уделял внимания некоторым аспектам языка — бранных слов за эти три дня Эдгар узнал куда больше, чем за прошедший месяц. Белонские солдаты, как и все солдаты мира, бранью не ругались — они на ней разговаривали. По крайней мере, когда рядом не было «благородных», а Эдгар у них мигом стал за «своего», правда, так и не поняв, за какие такие заслуги.

Он обрадовался, когда на горизонте замаячили стены столицы. Экипаж, окруженный сомкнувшимся строем гвардейцев, пролетел по улицам, и Эдгар про себя посетовал, что не смог разглядеть ничего, кроме крупов коней да солдатских ног. Потом за путешественниками захлопнулись ворота дворца, и слуги развели гостей по приготовленным покоям, пообещав наутро королевскую аудиенцию, а вечером после — пир. Отведенная Эдгару комната оказалась теплой, свечей дали достаточно, и он с чистой совестью погрузился в чтение, закончив наконец оказавшийся пресным трактат.

Король принял его без свидетелей — не считать же таковыми вытянувшихся у трона стражников или стоящего у подлокотника человека, по виду толмача. Это удивило Эдгара, но виду он не подал — кто его знает, какие здесь правила королевской аудиенции. Насколько он помнил, в отличие от порядков дома, в Белоне этикет присутствие толпы придворных не оговаривал. Эдгар отвесил предписанный правилами поклон, произнес пышное приветствие, включающее заверения в личной преданности, надежду на безупречную службу и прочая и прочая, что там полагалось говорить в таких случаях. Эту часть церемонии он разузнал загодя и досконально.

Услышав родной язык, король приподнял бровь:

— А что-нибудь еще сказать можешь — или только это выучил, точно попка? — произнес он, дождавшись, когда гость закончит.

Эдгар вспыхнул.

— Я не слишком хорошо знаю ваш язык, государь, — ответил он, стараясь, чтобы голос остался ровным. — Но я счел бы недостойным произносить речи, смысла которых не понимаю.

Король подпер кулаком подбородок, оглядел гостя с ног до головы, точно диковинную зверушку:

— Я просил прислать ученого. А прислали мальчишку. — Он хмыкнул, снова перевел взгляд на Эдгара. — Ну? Что скажешь?

— Государь, я не могу судить, чем руководствовались пославшие меня. Мне известно лишь, что ты пожелал, чтобы учитель принцессы… — он замялся, подбирая слова, потом все же перешел на родной язык. Толмач тут же склонился к уху господина, — чтобы учитель принцессы не имел церковного сана. У меня есть ученая степень, но я не рукоположен — возможно, именно по этой причине я здесь.

— Степень? Какая степень, молоко на губах не обсохло.

Толмач добросовестно перевел сказанное, но Эдгар понял и до того. Медленно выдохнул. Привыкай. А то, вишь, исповадился в последнее время к доброму обхождению. Решил, что всегда так будет? Ну-ну. И нечего краснеть, не девица.

— Для защиты диссертации не обязательно достичь определенного возраста. В отличие от сана. Принять сан я смогу через месяц. Диссертацию защитил год назад. Поэтому, как полагаю, здесь именно я. Потому что, как я слышал, ты, государь, не захотел, чтобы в твоей стране появился человек, носящий церковное звание.

— Да, это было одним из условий, — согласился король. — И все же я полагал, что они найдут кого-то в летах.

— Чем выше степень, тем старше сан. Человек в летах неизбежно обладает высоким статусом в церкви — если он хоть что-то из себя представляет. Полагаю, ты, государь, не хотел бы, чтобы принцессу обучал человек, сам ни к чему не способный. Испытай мои знания, государь.

— И как я, спрашивается, должен их испытать, если сам ничего не смыслю в этой вашей богословской премудрости? Меня волнует другое — способен ли ты удержать то, что у тебя в штанах, там, где ему положено находиться?

До сих пор Эдгар думал, что покраснеть еще сильнее у него не получится. Но щеки налились свинцовой тяжестью, и казалось, померкни вдруг солнце, щедро льющееся сквозь витражи, пылающее лицо осветит все вокруг не хуже.