Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать

Рамон помотал головой, отгоняя всплывшее перед глазами видение. Жаль, что он навсегда запомнил брата таким. И можно было сколько угодно вызывать в памяти смеющегося рыцаря в красном и серебряном. Все равно потом приходил мертвец с месивом вместо лица — и оставалось только надеяться на то, что лошадиные копыта прошлись уже по бездыханному телу.

Впрочем, надейся — не надейся, уже ничего не изменишь. Что ж, он знает, сколько времени ему принадлежит, все остальное станет нежданным даром. И хватит об этом.

Всадники ежились в предрассветной зябкой хмари: все оделись с расчетом на полуденный зной, но до полудня было далеко. Кое-кто из людей откровенно зевал во всю глотку и — Рамон был готов поспорить на что угодно — про себя осыпал ругательствами господина, поднявшего ни свет ни заря. Пусть их. Главное, что с этими людьми он был спокоен за свою спину в любой битве, а поворчать — дело святое. Люди герцога, напротив, ехали с каменными лицами — кто поручится, что, вырази они недовольство, не дойдет до ненужных ушей. Лучше изначально не подать поводов для разговоров, чем потом столкнуться с гневом господина. И едва доехали до места, они тут же принялись за дело, вымеряя и расставляя вехи.

Земля Рамону понравилась. Приток реки, в устье которой стоял Аген, делал здесь широкую петлю, превращаясь в естественную границу. Дальше, за крутым берегом стелились луга — и лишь где-то на самом горизонте темнел лес. Незаметно не подберешься. По эту сторону реки тоже лежали луга, а дальше, там, куда не доходила разливавшаяся по весне река, вольготно раскинулись засеянные пшеницей поля, перемежаясь со стоящими под паром землями. В этих местах давно перестали расчищать лес под пашню — и зеленая непроглядная стена окружала владения рыцаря с востока.

Три деревни, одна аж на полторы сотни дворов. Люди жили широко и богато, благо земли было вдосталь, и родила она щедро, не то что дома.

— Не жалко Хлодию это оставлять? — поинтересовался Бертовин, когда межа была очерчена. — Поболе, чем дома, земли-то будет.

Рамон улыбнулся.

— Землю холить надо. Как норовистого коня — держать в узде, но холить. Из-за моря трудновато будет, как пить дать из рук уплывет. Вот тогда точно станет жаль — если с того света я смогу о чем-то сожалеть. А со своим добром вы с Хлодием управитесь.

— Управимся. Замок где ставить будешь?

— Дай подумать. — Рамон прикрыл глаза, мысленно перебирая виденное сегодня. На самом деле место он уже присмотрел, но в таких вещах нельзя ошибаться. Жаль, камня здесь нет, придется деревянный строить, как делали предки еще каких-то два века назад. Он в последний раз огляделся, протянул руку. — Вон тот холм, как думаешь?

Бертовин бросил оценивающий взгляд в ту сторону.

— Кажется, ничего. Поехали, ближе посмотрим.

Кавалькада поднялась на вершину пологого холма.

— Низко, — сказал Бертовин. — Досыпать придется.

— Еще как придется, — согласился Рамон. — Зато с одной стороны ров, считай, не нужен. Река. И с остальных воду ко рву подвести будет проще.

— И водовод в замок прорыть.

— И водовод, — кивнул рыцарь. — И вокруг все как на ладони — будет, когда насыпь как следует сделаем. Даже дозорные башни по реке можно будет не ставить.

— Это дома можно не ставить. А здесь придется.

— Теперь «здесь» будет «дома». Привыкай.

Бертовин в который раз оглядел окрест, расплылся в улыбке.

— Пока не могу. Вот даст бог, отстроимся… камня нет, частокол будем ставить?

Рамон кивнул. Камня нет, зато леса вдосталь. Годилось предкам — сгодится и для него. А там захотят Хлодий или даже его потомки каменный замок — выстроят. Когда появится возможность везти камень за тридевять земель. А пока будем обходиться тем, что есть.

— Значит, решили, — сказал Рамон.

Он спустился с холма, объехал линию будущего частокола, что огородит двор у подножья башни, в последний раз убеждаясь, что место выбрано верно.

— Много дерева нужно. Оброк лесом возьмем? — спросил Бертовин, спустившись следом.

— Я еще подумаю. Но скорее всего — так. — Рамон посмотрел на солнце, давно перевалившее зенит. — Поехали по деревням.

— Сейчас все в поле. Подождать бы.

Рыцарь покачал головой:

— Если ждать — возвращаться ночью, а люди устали и голодны.

— Не впервой.

— Да. Но завтра, по здешним поверьям, работать нельзя — боги повелели пять дней трудиться, один отдыхать…

— Охота тебе держать в голове такую ерунду?

— Не ерунду. — Рамон нахмурился. — Странно, что я должен учить этому тебя, а не наоборот. Черни все равно, кто правит, пока с них не дерут последнюю рубаху и не отнимают богов. Поэтому такие вещи следует помнить.

Бертовин склонил голову, признавая правоту господина.

— К тому же, — продолжал рыцарь, — вместо того чтобы ждать до заката и ехать домой ночью, мы вернемся завтра. Сейчас по деревням проверим, поглядим, как живут. Как староста… все трое. Предупредим, чтобы дома был, — передадут. И завтра вернемся. Проведя ночь в постелях, а не в седле.

— Лагерь надо ставить. Каждый день туда-сюда не наездимся.

— Поставим. Пока шатры привезем, дальше вот здесь, где двор будет, дом срубим — потом под сарай какой сгодится. Завтра работать нельзя…

— Нам-то можно.

— Ты всерьез собираешься начать знакомство со своими людьми с того, что нарочито нарушишь их обычаи?

Воин сокрушенно покачал головой.

— Не подумал. По мне так все их божки — морок один. Вот и не подумал.

— Никто не заставляет тебя верить. А вот думать придется.

— Отвык, — хмыкнул Бертовин. — Вот уж лет пять как не приходилось.

— Привыкнешь. — Рамон тронул с места коня. — Поехали.

Деревни ему тоже понравились. Добротные избы-пятистенки, крепкие штакетники, что отгораживали просторные дворы, где хватало место и хлеву и амбару и оставалось на огород. Яблоки светились прозрачными наливными боками сквозь листья, клонили к земле тяжелые ветви. Куры заполошно шарахались из-под копыт. Славно живут, крепко. Мельницы только не видно — похоже, крестьяне возили молоть зерно куда-то на сторону, если только не крутили жернова дома. Значит, поставить мельницу у замка, и лучше водяную. Отвести воду и поставить. Если мзду за помол брать разумную — деньги будут. Надо в городе порасспрашивать, где людей на такое дело нанять, не прямо завтра, конечно. Но хорошо бы самому успеть управиться.

При виде чужих дети замолкали, спугнутыми воробьями бежали по дворам. Из-за заборов мрачно зыркали старики. Пусть их. Привыкнут и смирятся. Бунтовать не будут — чтобы поднять чернь, нужно хорошо постараться. Слышать о подобном Рамону доводилось, доводилось даже вместе с соседями усмирять взбунтовавшиеся деревни, и вспоминать об этом рыцарь не любил. Он был уверен, что подобные вещи свидетельствуют не столько о развращенности черни — что с нее взять, чисто дети малые, — сколько о плохом управлении. Его крестьяне не бунтовали. И здесь не будут. А любить господина им не обязательно. Чай, не золотой, чтобы все любили.