Юлия Кулинченко - От топота копыт [СИ]

Шаг, еще шаг. Свий! как же больно…

В себя я пришла от холода. Мокрая рубаха прилипла к телу, заставляя трястись. Я потянулась, сбрасывая оцепенение. Дернулась было от нахлынувших воспоминаний и тут же досадливо зашипела от пронзившей ногу боли. Глаза слезились, сознание плыло. В голове в районе макушки угнездился назойливый колокол, отдаваясь тупым гулом во всем теле.

– Грай?

Голову услужливо придержали. По зубам ударил край металлической кружки.

– Пей.

Воспаленное горло смочил терпкий теплый взвар. Я глотала, пока не начала захлебываться. Протестующе взмахнула головой. Кружка тут же исчезла. Я стерла рукой слезы, огляделась

На небольшой полянке трещал костер. В вышине покачивали кронами ели. Дорога до леса совершенно не отложилась в памяти, и только по удлинившемся теням я поняла, что скоро вечер.

Грай поднялся и, подойдя к костру, разворошил угли.

-Как ты себя чувствуешь? – в голосе парня сквозило неприкрытая тревога.

– Плохо. Все тело болит.

– Они тебя покусали? У тебя рана на спине.

Я повела плечами.

– Больно. Это не они. Я сама, ножом порезала, когда отбивалась.

Грай с облегчением выдохнул. Поднял с земли кружку, поболтал остатками взвара. Протянул мне.

– Ты допей пока, а я за хворостом схожу. Я скоро.

Послушно кивнув, я приподнялась на локтях. Травник скрылся в лесу. В два глотка я допила травку. Попыталась подняться, но ноги почти не слушались. Ну и Свий с ними… Липкая усталость наваливалась, окутывала как тяжелая перина. Я вздохнула, укладываясь поудобнее. В бок резко кольнуло и запустив руку за пазуху я вытащила шкатулку. Как ни странно поясной ремень не соскочил и шкатулка осталась в целости и сохранности. Что в ней, интересно? Приблизив к уху, потрясла. Крышка держалась плотно и вода внутри не булькала. Я повертела вещицу в руках. Тонкая какая работа. По всей поверхности шел резной переплетающийся рунный рисунок. Долго, наверное, мастер делал. Открыть не получалось. Поверхности плотно прилегали друг к другу не оставляя не малейшей щелки. Отверстия для ключа не было. Я повертела головой, прикидывая, чем бы подцепить крышку. Эх, жалко нож погиб!

С краю костра острием в догорающих углях лежала дага травника. Я с опозданием вспомнила, что кровь и слюна омутниц ядовита. При укусе они слегка парализуют жертву, что бы та не сопротивлялась. Значит он тоже отбивался? Лезвия от яда обжигает? Вздрогнув, я мотнула головой отгоняя страшные мысли. Кое как поднявшись, доковыляла до костра. Подцепила дагу за ручку. Щелкнули, раскладываясь, лезвия. Я пристроила шкатулку на коленях, поудобнее перехватила дагу, что бы не порезаться, и одним из боковых клинков попыталась подцепить крышку.

Где-то же она должна открываться? На пересечении рун просматривалась полоса. Я ковырнула, стараясь протолкнуть лезвие внутрь. Ага! Есть зазор! Осторожно пропихнула поглубже. Крышка понемногу поддавалась. Я азартно закопошилась, стараясь не сломать. Ну! Еще немного надавить…

Кусты на краю поляны затрещали, и появился Грай с охапкой хвороста.

– Итка?

Почти открыла… По поляне прошел легкий сквозняк, осыпался мурашками по крупу.

– Итка! Нет! Брось сейчас же!!!

Крик травника настиг меня одновременно со щелчком открывшейся шкатулки.

Есть!

Тоненько тренькнув, шкатулка рассыпалась. Серебристая пыль осела на руках и впиталась под кожу. Зашипев, вскипели холодными пузырями и исчезли морочинские браслеты, на запястьях проступило два темных пятна. По телу прошла волна тепла и схлынула, оставив ощущение легкости. В глазах на секунду потемнело, и я ошалело помотала головой, сбрасывая пелену. Грай смотрел на меня с неподдельным ужасом, медленно отступая к краю поляны. Кажется, он был готов задать стрекача при первом движении в его сторону.

-Ну и что это было? – преувеличенно бодро поинтересовалась я, пытаясь оттереть руки.

Кажется, мой голос его успокоил потому, как парнишка подался вперед с такой скоростью, что пришла моя очередь шарахаться. Было полное ощущение, что травник вознамерился вцепиться мне в бок.

– Ты!!! Это… Все хорошо? – парень нелепо выпучил глаза.

Я почему-то почувствовала себя насекомым в детской ладошке. Таким голосом ребенок интересуется: 'А если у жучка ножку оторвать, он поползет'?

Пожав плечами, встала. Спотыкаясь, потопталась по поляне. Нога ноет. Слегка подташнивает. Голова кружится. Лучше чем раньше не стало, хуже тоже.

-Да, в общем сносно? А что? – я на всякий случай бочком отступила. Как-то он странно смотрит…

-Да стой ты! – травник досадливо рявкнул – Нагнись. Глаза не жмурь!

Чуткие пальцы прошлись по лицу, ощупали голову.

-Не дергайся, говорю! Смотри на меня

Наклониться мне пришлось чуть ли не до земли. Спина в неудобной позе сразу же разнылась, нога вторила ей с удвоенной силой. Простояв так с минуту я почувствовала, что скоро переломлюсь.

-Грай! Ну, отпусти же уже. Стоять больно

-Руки дай.

Я с облегчением распрямилась, протянув ладони. Травник осмотрел, перевернул, поскоблил ногтем пятна на запястьях.

-Странно… Вроде сразу должна, а тут… Хм… Жива же…

-Грай! – я начала нервничать – Ты мне можешь объяснить, что ты творишь!

– Эээ… да как бы сказать… А голова у тебя не кружится? Видишь нормально, не плывет?

-Не нормально! – я почувствовала приближающуюся истерику. – Со мной все не нормально! Ты ведешь себя как, как… как Свий знает что! Я ношусь по полям от магов, серебрянцев, меня чуть не сожрали омутницы. Эта свиева шкатулка лопнула. У меня чешутся руки, болит нога! Я хочу, есть, пить, спать! Я, наконец, хочу знать, что здесь происходит!!!

– Эээ… да как бы тебе сказать… – травник так старательно прятал глаза, что меня начало уже откровенно трясти от волнения.

– Грай! Да не молчи же! Мне еще страшнее становится! – как я не старалась, голос таки дал петуха, срываясь на всхлип.

– Ты только не волнуйся. Тут вообще-то…

– Грай!?!

– Кажется, там морочье было, в шкатулке. И ты… Это… Ну, ты кажется теперь морок…

– Что? – Я отступила назад и по-собачьи плюхнулась на пятую точку. – Кто я теперь?

– Ита, ты только не волнуйся. Ты не обязательно превратишься! – затараторил травник – ты ведь себя нормально чувствуешь, память сохранилась, себя контролируешь и вообще…

Я уже не слушала. Морок. Я теперь морок. И что? И все! Совсем все! Из глаз брызнули слезы. Одно дело знать, что где-то существуют Свиевы приспешники, лишенные памяти, чувств и годные лишь для выполнения заданной работы, а другое…

Еще до «Несостоявшейся войны» о мороках знали только по сказаниям. Мол, когда выгнал Ветробог Свия в ледяные горы, закрыл все выходы в мир, до самой зимы. А Свий, обозлившись, слепил изо льда и снега кукол-големов, на людей похожих, да и выпустил на землю. И пошли мороки беды и болезни по селениям запускать, людям мысли злые навевать, пакостить, да Ветробога выставлять в черном свете. Только задобрить их можно попытаться, что бы беды стороной прошли. Вот и по сей день, отдариваются от мороков селения, кто чем богат жертвуют. А вот после войны, совсем худо стало. Не иначе как сам Свий научил магиков, мороков делать. Да не из снега, а из живых людей. С виду селянин обычный, а души нет уже. Какое заклятие наложили, какое задание дали, так человек и будет поступать. Скажут – убьет кого, скажут –дом сожжет. Ни старики, ни дети малые не остановят, нет в мороках ни чувств, ни жалости. Проще, если в своей деревне зло творит, там знакомые быстро распознают, что не человек уже. А если далеко где? Так и будет ходить, пока заклятие не кончится и не развеется морок мертвой пылью. Только магам Антарским, под силу морочье снять, да и то, поначалу, по свежему. Только где та столица и маги? Пока до них слух дойдет, ан замороченного и нет уже. Сгинул, рассыпался или селяне истребили.