Антон Орлов - Заклятые пирамиды

Зинта говорила, глядя в окно на ползущий по улице Ранних Луковиц громоздкий экипаж с резными украшениями на крыше, и обернулась, когда Эдмар закашлялся.

Он поперхнулся молоком. На его новой пестровато-бежевой рубашке – хорошая рубашка, многие доброжители такие носят, а ему, извольте видеть, расцветка не понравилась! – белели капли и темнели мокрые пятна. Длинные глаза, обычно усмешливо сощуренные, потрясенно распахнулись, словно то, что он сейчас услышал от Зинты, поколебало все его прежние представления о мире.

Она сперва решила, что у него ум за разум зашел, надо было растолковать попроще.

– Так вот в чем дело… – хрипло произнес Эдмар, после чего снова закашлялся. – Помнишь, я тебе рассказывал про Марсию? Они оба маги – и Мар, и ее отец.

– Если б ты об этом сразу сказал, я бы тоже сразу все выложила. Постой… Неужели у вас о таких вещах не знают?

– Представь себе, нет. В нашем мире маги – большая редкость.

– Чтобы вылечить девочку, нужно приготовить противоядие из магических ингредиентов. Не знаю из каких, это надо спрашивать у добрых магов. И не только, еще необходимо сплести заклинание, высвобождающее из телесного капкана пойманное и мнимо оживленное отравляющее вещество – это должно быть сделано в процессе приготовления зелья. Ты знаешь, что там была за отрава?

– Формулу этого чертова яда я выучил наизусть. Объяснишь мне, как это сделать?

– Не смогу. Я сейчас изложила то, что мне известно, остальное относится к компетенции магов, а не лекарей. Но почему ты сразу все не рассказал?

Эдмар как-то болезненно сощурился, потом процедил:

– Этот сноб меня безмерно раздражает. Даже говорить о нем лишний раз не хотелось.

– Какой сноб? – Зинта растерялась от такого поворота.

– Ее отец. Он офицер Космопола – всемирной полиции, если по-вашему. Служит в подразделении, которое занимается магическими преступлениями. Магов хоть и мало, все равно бывает, что они создают проблемы. На работе его ценят, как золотой запас планеты средних размеров.

– Так он, значит, добрый полицейский?

– В самую точку, – усмехнулся Эдмар. – Он действительно добрый. До отвратного. На боевых операциях своих подчиненных бережет, а сам рискует. Раньше он был рыжий, как Мар, но теперь волосы у него белые, после одной истории. Их группа тогда заложников спасала, и он полез в самое пекло, хотя не обязан был. Начальство приказало ему уходить, потому что для Космопола он безумно ценный кадр , а он проигнорировал и остался. Там началась натуральная мясорубка, всех вытащить не удалось, и он поседел, когда заложники стали гибнуть у него на глазах. Потом прорвался к деятелю, который все это организовал, и в буквальном смысле размазал его по стенке. Так влепил магическим ударом, что террорист превратился в оригинальный мясной коврик не толще пары сантиметров, хоть в музее под стеклом вешай. Он с тех пор так и ходит седой, хотя запросто мог бы восстановить прежний цвет, а лицо совсем молодое, как у двадцатипятилетнего, несмотря на то что ему уже за сорок. Наверное, это потому, что он маг, хотя у нас в принципе люди живут дольше, чем здесь, и стареют позже. Мама дружит с их семейством, и с ней он всегда приветливый, улыбается, с двойняшками то же самое… Это мои младшие, брат и сестра. А со мной он – сама ледяная сдержанность. За все время нашего знакомства ни разу не расщедрился на улыбку. Словно от него убудет, если он мне улыбнется.

Глаза мага-возвратника совсем ушли в прищур, губы кривились в презрительной ухмылке.

– Может быть, ты в чем-то провинился? – осторожно предположила Зинта. – Не было такого, чтобы ты мучил какое-то животное, а он увидел и рассердился?

– Животных я никогда не мучил. Других детей – да, бывало… Но я ни разу не обижал Мар. Когда мне было семь лет, я его однажды сильно напугал, только он еще до этого относился ко мне, как замороженный.

– Каким-нибудь волшебным фокусом? – понимающе хмыкнула лекарка.

– Если бы. Я всего-навсего добрался до маминой косметики, разрисовал себе мордаху и вышел к гостям при полном макияже. Мар, ей тогда было три года, начала смеяться и хлопать в ладоши, моя бабка-графиня вся на ор изошла, остальные взрослые заулыбались. А этот переменился в лице, словно ему паука в тарелку с салатом бросили. Всего на несколько секунд, но я заметил… Меня, естественно, прогнали умываться, и пока я плескался в ванной, перед глазами так и стояла его бледная застывшая физиономия. Зинта, он однозначно испугался! Взрослый мужчина, капитан Космопола с опытом боевых действий, маг умопомрачительной силы – и такая реакция на безобидную выходку семилетнего ребенка. Если б хоть намекнул, в чем дело… Но он даже Марсии ничего не объясняет, я пытался у нее выспрашивать.

– Думаю, он все же не так плохо к тебе относился, если разрешил своей дочери с тобой дружить.

– Это ни о чем не говорит, – фыркнул Эдмар. – Мар хорошо защищена, у нее телохранитель-призрак. Он и при жизни был крутым мужиком, а после смерти стал еще опасней. Его коронный прием – порвать в хлам нервные волокна и капилляры в мозгу у тех уродов, которые попробуют на нее покуситься.

– Как я слышала, заклясть призрак умершего человека на охрану – сложное колдовство.

– Его никто не заклинал, он сам так захотел. Он был телохранителем Мар и погиб, когда ей было шесть лет, – спасал ее от одной чокнутой террористки . Марсия сказала, что он попросил у своего бога разрешения оставаться рядом с ней, пока он ей нужен, и ему разрешили. Он все время около нее, но видеть его и разговаривать с ним могут только Мар и ее отец, они оба сканеры … То есть, по-вашему, видящие. Только насчет бога не знаю – насочинял он или правда. А в прошлом он, говорят, чуть ли не в какой-то банде состоял, но об этом тоже ничего точно не знаю.

– Если отец Марсии видящий, тогда мало ли, что он там еще увидел или почуял, когда на тебя смотрел.

– Не имеет значения, – процедил Эдмар сквозь зубы. – Я этого человека не выношу.

«А по-моему, ты им восхищаешься, – мысленно возразила Зинта. – Небось в ученики к нему просился, а он не взял».

– Я с детства мечтал, как отомщу ему за все хорошее… Он принципиальный, как и полагается доброму полицейскому , – в голосе парня проскользнул сарказм, смешанный с надрывной горечью, – но за лекарство для своей дочери он душу продаст. Наши врачеватели предупредили: если противоядие так и не найдется, она проживет лет до тридцати, не больше. Ей об этом не говорили, но она же видящая и без них, наверное, знает. Зинта, я иногда представляю себе, как принесу это лекарство и швырну ему в лицо. Или швырять не буду, а просто положу перед ним и уйду без единого слова, это сильнее его унизит. Ему придется выскочить следом за мной на улицу, чтобы сказать «спасибо».