Антон Орлов - Заклятые пирамиды

Убедившись, что вино не прокисло, Орвехт обернул добычу полотенцем и сунул во вместительный внутренний карман. Форменные мантии магов Светлейшей Ложи замечательно скроены: просторны, удобны, да еще с изнанки полно карманов на все случаи жизни.

Он машинально притворил дверцу буфета и тут же замер: с ее скрипом слился другой скрип, донесшийся из коридора.

Здесь некому ходить. Здесь нет живых. Здесь даже насекомые умерли.

Подхватив за ножку табурет, Суно шибанул по окну – хрустнул переплет, стекла разлетелись и рассыпались, мгновенно впитав отражения туманного коричневого неба, – отодвинул кухонный стол, приперев дверь, и выпрыгнул во двор.

Вокруг никакого движения, но из глубины дома доносится торопливое поскрипывание, словно кто-то не то идет, не то ползет, приближаясь к двери.

Орвехт попятился к воротам, одновременно плетя заклинание и не выпуская из поля зрения темный, как беззубый рот, дверной проем. За спиной не было ничего опасного, зато в усадьбе что-то запоздало просыпалось: замешкайся он хоть ненадолго, его бы перехватили внутри. Теперь лишь бы хватило сил отбиться.

Из дверей вывалился чворк, скатился по ступенькам тяжело и тряско, за ним еще один, потом третий и четвертый. Ростом они человеку по колено, с выпирающими круглыми брюшками, глотают всякую потерянную мелочь, потом не доищешься. И они избегают попадаться людям на глаза, тем более – магам. Застигнутые врасплох, мигом прикидываются табуретами, поленьями, диванными подушками, чтобы исчезнуть, едва отвернешься. Но это если речь идет о живых чворках, а сейчас перед Суно были умертвия. Их подвижные улиточьи рожки словно окостенели, и рожицы были не румяные, как обычно, а землисто-серые, с трупными кругами вокруг выпученных глаз.

Орвехт метнул заклятие. Ну сколько можно, что ж ему сил-то накопить никак не дадут…

Чворков он упокоил. Те остались валяться возле крыльца, у одного лопнуло пузо, и на утоптанную землю высыпались монеты, позеленевшие чайные ложки, огрызок карандаша, пуговица красного стекла – давно потерянные вещи, которые никому больше не понадобятся. А за домом тяжело хлюпнуло и плеснуло, и после послышался звук, словно что-то тяжелое тащат волоком – или, может, оно само собой тащится.

Из колодца, с досадой определил Суно, доставая из-за кушака топор. На новое заклятие его не хватит. По крайней мере, не раньше чем через час.

Сперва тяжелой волной накатил запах – закисшая вода, мокрая гниющая древесина, вонь издохших обитателей стоячего водоема. Потом из-за угла дома начало выползать нечто темное, в переливах слизистого блеска, напоминающее до безобразия разбухшую пиявку.

Орвехт не знал, как оно называется, и это его почему-то несказанно взбесило – вот только неизученных волшебных тварей ему сейчас не хватало! Он неподобающе утратил самообладание всего на миг, и это пришлось как нельзя кстати: благодаря накатившей ярости топор он метнул точно в цель и с изрядной силой. «Пиявка» захлюпала, забилась в судорогах, собирая на себя пыль и сор, а маг выскочил за ворота и бросился бежать.

Оглянулся через плечо: за ним никто не гнался. Подумалось, что он сейчас похож на удирающего от собак бродягу, стащившего простыни с веревки… Да, и еще пару бутылок с кухни!

Товарищи дожидались на том месте, где он их оставил. Перейдя на шаг, Суно помахал им издали. Его и впрямь никто не преследовал: выползень из колодца решил не соваться в эту пыльную сушь. Другое дело, если б лил дождь.

«Вечерним румянцем» утолили жажду, портвейном промыли раны Джефройму, перед тем как поменять повязки. Тот выглядел скверно, на бледной коже проступили, расползаясь от гноящихся ран, изжелта-коричневые узоры наподобие прихотливого китонского орнамента. Орвехт надеялся, что целители Ложи сумеют разобраться, что это за пакость и как ее лечить, только прежде надо вытащить парня из Мезры. Вновь навести на него чары – и марш вперед. Такой способ транспортировки может больного доконать, но выбора нет.

– Джефройм, еще немного осталось, – подбадривающее улыбнулась ему Хеледика. – Поезда уже близко, за теми холмами.

Одурманенный и болью, и заклятием, он все-таки выдавил ответную улыбку. Оба молодых мага успели слегка влюбиться в песчаную ведьмочку. Еще два-три года – и вырастет из нее покорительница сердец… Если, конечно, она останется жива.

На ночлег остановились посреди луга, разломав на дрова тянувшуюся неподалеку изгородь, которая разграничивала два пастбища. Орвехт и Чевальд дежурили по очереди. Звезд не было видно, а слабо светящееся пятнышко в кромешной небесной мгле – это, скорее всего, луна. Ссутулив плечи под рваной мантией, Суно глядел на костер, одновременно «прослушивая» окружающее пространство. Пламя отпугивает нежить, но он не рискнул бы утверждать, что знает все о здешней нежити, ибо то, что здесь творилось, не лезло ни в какие двери.

Черепа убитых врагов, прихваченные победителями в качестве памятных игрушек, нередко мстят за глумление, но обычно это происходит по-другому. Их воздействие тонко переплетается с прочими обстоятельствами, лишь опытный маг сможет определить, в чем дело. Они потихоньку сводят с ума, подталкивают к ссорам, дурным помыслам и пьянству, насылают хворь, и все эти напасти проявляются когда в большей степени, когда в меньшей, а в общем-то жизнь идет своим чередом. Но чтобы случилась катастрофа такого размаха, как в Мезре… Для этого нужно что-то еще, кроме китонских костей. Что-то весьма серьезное. Да, недавно имело место очередное магическое возмущение, нарушение мирового равновесия, сотрясение реальности, называйте как хотите, но почему же именно здесь проявился такой сокрушительный результат?

Если бы знать, что сейчас творится в самом Китоне… Выберемся – узнаем, привычно пообещал себе Суно.

Китон вот уже двадцать два года выплачивал Ларвезе ежегодные контрибуции и вел с ней вынужденную торговлю. Его жители хранили верность своим старым обычаям, изысканным церемониям, утонченному и запутанному этикету. Изделия их ремесленников издавна славились дивным изяществом, междоусобные стычки и казни пугали неумеренной жестокостью. Если произведения их изобразительного искусства на внешнем рынке ценились, то литература китони для большинства людей была чужда и непонятна – говоря попросту, галиматья. Принадлежи они к человеческой расе, возможно, удалось бы хоть отчасти привить им идеалы просвещенного мира, но что взять с нелюдей? Правильно – серебро и шелк. Тоже немало, ради этого и войну в свое время затеяли.

Раньше у китони были могущественные маги, но к концу войны Светлейшая Ложа их истребила. Правда, не всех. Кое-кому удалось спастись. Ответный удар?