Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается

— Две меры?

— Правильно. И мы видим их со всех сторон. А вот если бы и кольца эти могли видеть, они бы смогли увидеть нас, только когда мы стоим вот так. — Руна наклонилась над столом. — А если я снова сяду, то исчезну из их поля зрения, но буду продолжать их видеть. В этом и есть преимущество трехмерности над двухмерностью. Наша четвертая мера — время, которое мы не можем увидеть, но без которого сама жизнь была бы невозможна, как мне кажется. Правда, для каждого из нас оно течет по-разному. Если ты устала и возвращаешься от меня домой, то невольно думаешь: как же далеко идти, как же долго. А если ты идешь и при этом думаешь о чем-то интересном, то даже не замечаешь, как оказываешься дома.

Пенни согласно кивнула.

— Поэтому для простоты наши предки придумали целую систему мер времени, которую мы теперь, не знаю уж почему, забыли. Для нас сейчас достаточно считать время от зимы до зимы, а ведь когда-то в стародавние времена человек мог точно сказать, сколько времени, например, ты спишь, или сколько проходит времени от восхода до заката, или сколько ушло времени, пока ты мигнула.

— А зачем? — удивилась Пенни. — Зачем это нужно? Ну мигнула я, и что с того? А от восхода до заката всегда по-разному бывает. Зимой дни всегда короче.

— Я с тобой согласна. Нам сейчас это трудно понять. Мы привыкли время ощущать, не называя. Вероятно, раньше было как-то по-другому. Ну да ладно, мы с тобой увлеклись и сбились с главной темы. Просто я хотела сказать, что в других действительностях этих мер может быть не две, не три и не четыре, а гораздо, гораздо больше.

— Это вы сейчас про то, о чем читали? О пространстве миров Яви, Нави и… этой…

— Прави.

— Да, Прави. Слово «явь» мне понятно. С двумя другими я не сталкивалась.

— Сталкивалась. Просто не отдавала себе в этом отчета. Когда мы спим, то оказываемся в мире Нави. Мы можем путешествовать по нему, узнавать места, которые посещали в прежних снах, встречать тамошних знакомых, получать какие-то знания, которых у нас не было здесь, в этом мире, можем чувствовать связь между нашей явной жизнью и тем, что мы видим во сне. Можем наутро вообще ничего не помнить.

— Я обычно помню, — не преминула похвастаться Пенни. — Сегодня мне снилась бабушка. Она пришла за мной и хотела забрать отсюда.

— А ты что?

— Не знаю. Я проснулась. Но уходить мне не хотелось. С Навью понятно, а что тогда такое Правь?

— Это высокий мир, в котором живут наши боги. Если мы становимся лучше, то приближаемся к нему.

— А как я могу с ним столкнуться, как вы говорите?

— А разве у тебя никогда не звучал в голове внутренний голос, который подсказывал тебе какие-нибудь правильные решения?

— Ой, правда, бывало!

— Мужской или женский?

— Я даже не знаю… Если честно, то я не всегда его слушаю. Мало ли о чем я могу подумать.

— Напрасно. Ты должна знать, что это с тобой говорит не часть тебя, а то, что находится вне тебя, но связано с тобой и по-своему заинтересовано, чтобы тебе было лучше, чтобы ты быстрее развивалась. Слушайся его, не бойся. Когда ты к этому привыкнешь, тебе станет легче жить.

— Я попробую, — неуверенно согласилась Пенни.

— Это важно еще и потому, что нас окружают не только добрые к нам существа, но и всякие нехорошие темные сущности, которые в свое время либо недополучили живого Света, когда тот разгонял мрак, либо возгордились и решили, что могут обойти великие законы мироздания и обрести божественность, сорвав печати мудрости в низших мирах, чтобы по закону подобия, о котором я тебе уже говорила, получить мудрость из миров высших.

— Мы об этом говорили?..

— Да, когда я сказала, что мы состоим из бесчисленных миров и сами составляем миры. Раньше говорили проще: что наверху, то и внизу. Закон подобия. И когда были сорваны низшие печати, светлые боги вступили в борьбу с темными силами, и началась Великая Асса…

Пенни вспомнила, что Руна уже читала ей об этом, причем читала здесь же, на кромке стола. Значит, она только что зачем-то обманула ее, сказав, будто дочитала до конца и больше из «Сид’э» здесь ничего нет. Нет, стол достаточно длинный и широкий, чтобы на нем уместилось еще что-нибудь эдакое, полезное и интересное. Но не может же она напрямик спросить об этом наставницу. Вероятно, у Руны есть на то свои причины. Чтобы случайно не выдать свою догадку, Пенни перевела разговор на другую тему.

— Вы еще говорили, что расскажете мне сегодня про числа, — напомнила она.

Руна кивнула, покопалась в разложенных на столе рамках и положила перед девочкой одну, на которой были изображены ставшие уже привычными знаки-образы.

— Чисел у нас, как ты понимаешь, великое множество, но их можно записать точно так же, как и слова. Потому что в кенсае почти каждому образу соответствует его внутреннее число. Чтобы внутреннюю числовую суть образа извлечь на поверхность и записать, наши предки договорились в таких случаях ставить над знаками вот такую косую полоску, похожую на лопатку. Какой у нас первый знак?

— «Исток».

— Правильно. А исток всегда один. Он — первый. Поэтому и внутренний образ его — единица. Что означает второй знак?

— «Боги».

— Поскольку богов множество и никто до конца не знает сколько, то у второго знака числовой сущности просто нет. Теперь третий.

— «Ведаю».

— Тут можно привести несколько объяснений: я и то, что я знаю, или знание, как взаимосвязь двух начал, скажем, известные нам цвета как промежуток между полным мраком и ослепительно-ярким светом. Как бы то ни было, числовая сущность этого знака — два. Сущность трех заложена в следующем знаке — «говорю», или, как его называли прежде, «глаголю». Тут ты сама можешь уловить суть троичности и в действии — я, говорящий, говорю что-то кому-то, — и в том, что я говорю. То, что я говорю тебе, заключено в звуке, обладает образом и несет в себе смысл. Так что, как ни верти, получается тройка.

Так они постепенно дошли до десятка, потом десятками — до сотни и наконец сотнями до тысячи.

— Только не говори, будто все запомнила, — сказала под конец Руна. — Для начала будешь подсматривать вот сюда. Постепенно все само уляжется, и ты будешь удивляться, почему раньше ни о чем таком не догадывалась. У меня так было. Кроме того, если перенестись в мир чисел и при этом не забывать про образы, их отражающие, то и здесь нам в помощь приходят внутренние связи. Если не веришь, давай начнем числа складывать друг с другом по очереди и выстраивать в линию. А потом посмотрим на получаемые образы.

— Как это?

— К одному прибавить два дают сколько?

— Три.

— К двум прибавить три?

— Пять.

— К трем — пять?

— Восемь.

— А к пяти восемь?

— Тринадцать, — сообразила Пенни. — А к восьми тринадцать — двадцать один.