Mona Lisas Nemo - Золотые Небеса. Голоса Грозы

Когда рыбки уплыли, вверху показалось нечто странное, самое странное из всего. Там кончался мир и начиналось оно. Во всём нарастала твёрдость. Теперь она стала почти видимой, почти осязаемой.

Тяжесть всего мира навалилась разом, разорвала лёгкость и стала тянуть назад. Но тут то, что уплотнялось, из всех своих сил рванулось вверх и слабым облаком выбилось из воды. Летучие рыбы тоже повыскакивали наверх, но вскоре стрелами нырнули обратно. За ними показались птицы, несущие на крыльях ветер. Света стало так много, что боль спала. Свет широкими лучами раздвигал набухшие тучи и выделял островки на тёмной воде. Играл на ней, и даже проникал под неё. Ветер поднимался, рябью тронулась вода и всё понеслось вперёд. Одни птицы полетели прочь, другие кружили здесь и кричали. И пока пели птицы, разгоралось солнце, не давая тучам снова заполонить небо.

Небо, ветер, волны: всё бежало впереди и нападало на берег, где острые камни устилали землю и большие валуны сбивались вместе. Там волны ослабевали и осторожно касались берега, омывали его и отходили назад, забирая с собой мелкую каменистую крошку.

Стало совсем светло.

Только чем ближе, тем труднее продвигаться.

А в Вокле тем временем просыпалась ребятня. Давно уже собаки во дворах караулили у дверей, ожидая утренней кормёжки. Давно шумная деревня пробудилась ото сна и теперь каждый был занят своим делом. Так и Ярим поднялся вместе с рассветом. Первым делом окатил себя ледяной водой, потуже затянул штаны и куртку из овчины. Вынес миску с вчерашней похлёбкой для Аклы, огромной мохнатой псины. Та не без удовольствия оценила тяжёлую сочную кость, торчащую как остров в реке, и тут же вытянула её, принявшись разгрызать.

Только после этого Ярим сам уселся за стол, пробормотал что-то себе под нос и сунул ложку в кашу. Дом его давно нуждался в уборке. Крепкая каменная хижина была хоть и старой - вот уже какое поколение повидала она на своём веку - но добротной. Важный слой пыли давно развалился по тумбочкам да шкафам, отъевшиеся на мошкаре пауки мирно покачивались на паутинах в углах. Посуда горкой склонилась над миской, печально поглядывая на воду.

За окном же было свежо и совсем не холодно. Зима что-то нынче выдалась не морозной в этих краях.

"Совсем как в прибрежье",- подумал Ярим, почесал подбородок и поднялся из-за стола.

- Эй, Ярим, что-то поздно ты сегодня!

От соседней хижины махал рукой старый Дакр, короткий, рослый, крепкий, и как всегда навеселе.

- Ага!- прокричал ему Ярим и потянулся, вдыхая пахнущий утром воздух. Того и гляди, скоро трава прорежется.

Ярима Дакра к себе не зазывал, хоть и сам жил один и всегда жаловался на скуку. Да и сам каменотёс слыл грубым и нелюдимым, так что мало кто его к себе приглашал.

Нет, ну на праздники его общие звали - когда за одним столом собиралась вся деревня - на песни костровые звали. Да только сам он редко приходил. В самом деле, нормальные люди не станут всякой ерундой заниматься, когда нужно дело делать.

Вот чего он искренне не понимал, так это желания дурака валять. Ему и не положено, он хоть и нежеланный гость, зато как работа какая с камнем нужна - так все его ждут. Ярима как мастера своего дела уважали, а как человека предпочитали сторониться. Кому, и в самом деле будет приятно видеть на своём празднике такую каменную физиономию.

- Охотиться?- прокричал как старый ворон Дакр, приметив лук за спиной каменотёса.

Второй быстро кивнул и, дабы быстрее отделаться от старика, поспешил прочь. Телом он был крепок, широкоплеч и с огромными ручищами. Ярим никогда не боялся один уходить от деревни.

Нахмурившись долго всматривался он в долину, вроде как та ему не нравилась. Но вот сам себе кивнул и медвежьими шагами побрёл вперёд. Чувствовал он себя сегодня вполне бодро. В отличие от тех кто слушал злые языки, к сплетням Ярим не прислушивался. Не лишаться же ему солонины, в самом деле, из-за всяких предрассудков. Да и до моря отсюда далеко.

Обедал тут же в степи: развёл костёр и примостился рядом. Ел Ярим много и быстро всё смёл, что с собой взял. Оставаться на ночь в степи Ярим не рассчитывал. Поел, затушил огонь, собрал все свои вещи и огляделся. После расстегнул куртку.

"Тоже мне, зима".

Вот здесь было лучше. Ему стоило поселиться особняком, соорудить себе дом получше и жить так до конца дней. Никто не мешает, нет назойливых тётушек, которые вечно всё обо всех знают. Мелочь под ногами не снуёт туда-сюда. На такую и не заори, разревётся как дать взять.

Точно почуяв, задул холодный ветер, да такой, что до костей пробрало. И как специально стали опускаться сумерки. Тут только Ярим спохватился - до сумерек ведь ещё должно быть часа два, а то и больше! Что-то мелькнуло слева и охотник, выхватив лук, прицелился. Ветер трепал волосы.

Оно снова мелькнуло, только на этот раз замерло.

"Уж точно не птица!"- мелькнуло в голове и тут же оборвалась мысль.

То маленькое пятно в стороне всё так же оставалось на месте, а тут вдруг дёрнулось и повалилось на землю. Миг-другой Ярим стоял в недоумении, даже лук опустил. Потом осторожно пошёл вперёд, всё-таки подняв лук. Теперь он стоял достаточно близко, чтобы рассмотреть нечто скрючившееся и голое.

Ярим широко распахнул глаза, с трудом удержался оттого, чтобы не почесать голову. Но тут же спохватился, стянул куртку и завернул в неё девчонку. Той с виду лет пять было от силы - шесть, не больше.

Откуда малявке одно взяться в степи? Родителей видно разбойники убили, или те пошли охотиться, а эта ушла и потерялась. А голая чего?

Так. Ярим продолжал держать девчонку одной рукой, так что только голые пятки мелькали в складках куртки. Лук он кое-как примости за спину, боялся выпустить девчонку, та ж слишком тощая была, такая и под ветром сразу заледенеет.

Вернулся Ярим со своей ношей когда уже стемнело и потому остался никем не замеченный. Даже старый пьяница давно грел кости на печи, потягивая брагу.

А эта хоть бы глаза открыла. Так и висела тряпкой. Ярим уложил девчонку на лавку возле огня, предварительно настелив туда кучу одеял. Сверху ещё тремя накрыл, мало ли и уселся в стороне, выжидая. Часы проходили, а всё оставалось без результатов. Даже не пошевелилась.

А она хоть дышит?

Тут Ярима как громом ударила, подскочив, он кинулся к лавке.

Дышит.

- Фу-у-у,- с видимым облегчением он рухнул на стул, так что тот застонал от тяжести.

Есть не хотелось. Малявка всё так же спала под тремя одеялами, а сам хозяин хижины угрюмо примостился на стуле. Наступившее утро он так и не заметил, только оторвал изрядно помятое лицо от стола и продрал глаза.

Ага, спит значит ещё.

Умывшись, Ярим распахнул тяжёлые ставни, всё равно на дворе не холодно. Как только свежий воздух ворвался в комнату, сразу стало лучше.