Галина Романова - Выбор наследника

В это время вперед шагнул Фрозинтар. Отстранив Тару, он взял толстуху за плечи, подтянул к себе и сверху вниз глянул на женщину чуть прищуренными глазами. Та внезапно подавилась криком и уставилась в его вертикальные зрачки. Рот ее продолжал разеваться, но вместо крика из него теперь выходило одно только бульканье.

Несколько секунд продолжался обмен взглядами, после чего наемник быстро и решительно поцеловал толстуху в губы.

— Вот присосался, — прокомментировал Карадор, облизывая с пальцев тесто. — А врал — «жена», «жена»…

Когда поцелуй прервался, толстуха покачнулась, как пьяная, с трудом попыталась сфокусировать взгляд на незваных гостях. Фрозинтар облизнулся, отпуская ее. Он мог бы выпить и больше, но остатки жизненной силы трактирной служанки еще ходили в теле — силы молодой крепкой женщины, а не этой развалины, — да и не была ее энергия такой уж вкусной. Если бы не необходимость и подсознательное желание иметь небольшой запас, на всякий случай, он бы даже не посмотрел в ее сторону.

Хозяйка обвела кухню мутным взглядом, слегка вздрогнула, наткнувшись глазами на наемника и, пошатываясь, направилась прочь.

— Вы это… того, — послышался ее сонный голос, — пойду-ка я, прилягу…

— А бутербродик-то сделать можно? — как ни в чем не бывало крикнул ей вслед Карадор.

Толстуха вяло отмахнулась рукой, чуть не потеряв при этом равновесие, и чувствительно приложилась боком к стене, дальше решила продвигаться на ощупь, как больная или пьяная.

— Уф! Еле выпроводил! — Не обращая внимания на выражение лиц своих спутников, Карадор выдернул ножик из стены и деловым взглядом прошелся по разгромленной кухне. — Та-ак… Совсем забыл, где у нас теперь валяется хлеб?

Подкравшись на цыпочках к двери, король Кейтор задержал дыхание и чуть-чуть приоткрыл ее, опасливо высунув в щелочку самый кончик любопытного носа.

Со вчерашнего дня его приемная изменилась до неузнаваемости. Два окна были сплошь заставлены цветами в фигурных горшках, а портьеры делового сине-зеленого цвета сменили кружевные занавесочки — розовые в голубых разводах. Стол секретаря переехал в дальний угол, а на его месте у окна расположилась оттоманка, вокруг которой были накиданы шелковые подушки. Среди подушек валялись недовышитый рушник, лютня, несколько книг и пустой флакон из-под валерьянки. Справа и слева стояли два столика — один поменьше, сплошь заставленный креманками из-под мороженого, бокалами и вазами с фруктами. Второй побольше, с солидных размеров зеркалом. На нем в три этажа было разложено столько косметики, что вся женская половина дворца давно должна была удавиться от зависти — столько оттенков розовой помады не имелось даже у королевы Лианы! Еще один угол был отгорожен ширмой, расписанной лебедями и незабудками. Возле него красовались сундук с башенкой из шкатулочек и чугунная ванна. Предполагалось, что за этой ширмой благородная леди будет переодеваться и совершать обязательное утреннее омовение. В противоположном углу обнаружился один из придворных котов, привалившийся к стене и рассматривающий свои передние лапы. Рядом с ним валялся второй флакон из-под валерьянки.

Сама леди Мидарель со страдальческим выражением лица, которое еще больше подчеркивалось умело наложенным макияжем, возлежала на оттоманке. Две служанки-альфары хлопотали вокруг госпожи, бросая туда-сюда затравленные взгляды. Одна красила госпоже ногти на ногах, другая пыталась соорудить ей прическу. На подушке сидел паж, тоже альфар, и в ожидании, пока на него обратят внимание, развлекался, как и любой ребенок любой расы, тем, что грыз ногти.

Сидящий за своим столом секретарь выглядел как человек, которого ни за что ни про что приговорили к посажению на кол, причем приговор уже привели в исполнение. Он поймал вопросительный взгляд монарха и еле заметно покачал головой.

— Ты что творишь? — внезапно раздался резкий голос леди Мидарель, и оба — король и секретарь — подпрыгнули от неожиданности. — Ты в какой цвет мне ногти красишь? Я же просила бледно-розовый, а это нежно-фуксиевый! Дура неотесанная! — напустилась эльфийка на служанку. — У меня траур! — Она трагически заломила руки и повысила голос до визга: — Я так страдаю! Я так переживаю! Я испытываю трудности, а ты…

Король Кейтор подавил вздох. Пока что трудности его загнанное в угол величество испытывал в том, что касалось перемещений по своим покоям. Леди Мидарель твердо решила держать руку на пульсе расследования по делу о покушении, что выражалось в том, что эльфийка таскалась за королем, куда бы тот ни пошел, доставая его монологами на тему: «Почему ничего не предпринимается для розысков моего Карадорчика?»

Кончилось все тем, что его величество стал прятаться от «невесты» старого друга где только можно. А выгнать неугомонную эльфийку из дворца было нельзя. Она официально имела статус беженки, что делало ее по новым законам Великой Паннории лицом таким же неприкосновенным, как и посол крайне дружественного государства. Не-ет, надо пересмотреть эти законы и вписать пункт о принудительной экстрадиции отдельных представителей Дивного народа! Ведь Карадор предлагал ему это! Еще год назад предлагал! Как в воду глядел!

«Эх, Карадор, Карадор! Где же ты?»

Кейтор отошел от двери и выглянул в окно. Ему ужасно хотелось в уборную, но выйти он, по понятным причинам, не мог. Хорошо вон тому гвардейцу! Уверенный в том, что его никто не видит, отошел за кустики, отвернулся к дереву и делает свое дело!

Бросив последний взгляд на двери и прислушавшись к доносящемуся оттуда визгу леди Мидарель, король распахнул окно и решительно сел на подоконник, снял камзол, чтобы не мешал спускаться по лепному карнизу.

Тара шла по улице, держа на локте корзину для покупок.

Много ролей пришлось играть девушке — когда ты последние десять лет живешь на улице, кем только не приходится притворяться! Но чтобы вот так, нарядившись в «порядочное» платье — свое единственное платье, надо сказать! — идти по улице, как какая-нибудь горожанка, отправляющаяся на рынок за покупками? И смех, и грех! Парни из «стаи» увидят — засмеют!

А покупок предстояло сделать много. После того как на кухне похозяйничал Карадор, в доме не осталось ни муки, ни масла, ни яиц, ни соли, ни многострадальной колбасы. Ну, кто бы мог подумать, что в тощего — кожа да кости! — эльфа влезут целая палка колбасы и почти полный каравай хлеба? Собственно, из всех продуктов пригодными в пищу оставались только овощи — отмытые от молочно-яично-мучной смеси, они тремя сиротливыми горками высились на столе. К слову сказать, пока Тара наводила порядок, Карадор успел вдвое уменьшить запасы моркови и репы, причем последнюю он грыз вместе с кожурой.