Наталья Бульба - И осталась только надежда…

Того, что я узнала от него и Амалии, было слишком мало для окончательных выводов. Но я решила, что мне стоит затаиться и ждать. Той самой помощи, о которой говорила девочка.

Как же мне хотелось ей верить!

– Купальня здесь. – Быстрое движение: был там, оказался в шаге от меня. Ладонь, на которой такой же рисунок, как и у меня на теле, касается темной прямоугольной пластины на светлой стене, и часть ее отходит в сторону. – Твои данные я ввел в систему, остальные доступные тебе панели управления в этом модуле я покажу позже. Одежда для тебя приготовлена.

Все очень лаконично. Не за что зацепиться, чтобы укрепить свою веру или окончательно отчаяться. И не понять, хорошо ли, что я не ощущаю в нем угрозы, и настолько ли плохо, что в нем не чувствуется раскаяния?

– Отвернись. – Я старалась держать себя в руках, но давалось это с трудом.

В голове крутились кадры из фильмов, новостные сообщения. Калейдоскоп из слов, в которых все чаще проявлялось несколько: заложники, стокгольмский синдром, террористы, группа захвата.

Вот только на кино все это было мало похоже.

Ответа я не дождалась, но мое желание он выполнил. Отошел к столу, тяжело опустился на стул, плащ не поднял. Если я правильно запомнила, Амалия называла его набиру.

Продолжая посматривать на Туорана одним глазом, я двинулась к проему, но едва не забыла обо всем на свете, когда он провел рукой рядом с одним из стержней, и они оба вспыхнули, а между ними протянулась светлая дымка, на которой проявилось изображение.

– Поторопись. Сейчас принесут обед.

Еще секунду назад я могла поклясться, что он всматривается в то, что я посчитала экраном, но он тут же поспешил напомнить мне о моей наивности.

Ждать себя я не заставила. Не потому что решила прислушаться к его пожеланию. Слишком много зеркал, с каждого из которых на меня смотрела я сама. И хотя внешне во мне ничего не изменилась, если не считать узора (который мне так и не удалось смыть), смотреть в собственные глаза я не могла. Они были такими же пустыми, как и Туорана.

В какой-то мере это отрезвило. В моей прежней жизни не было ситуаций, в которых мне приходилось бы рассчитывать только на себя. Я довольно рано отвоевала для себя самостоятельность, но всегда знала, что в этом мире есть место, куда я могу приползти зализывать раны. Сейчас же, когда я столкнулась с тем, что мое сознание даже отказывалось принимать, пусть и соглашаясь с теми неопровержимыми доводами, которые окружали меня фантастическим антуражем, моим подспорьем были лишь мужество и надежда. Слабенькая, хлипкая, но не желающая сдаваться.

Костюм был моего размера. Белые сапожки на небольшом каблучке с длинным узким кармашком на внутренней стороне голенища. Память тут же услужливо подсказала – черные ребристые рукояти ножей с крупным камнем сверху, которые смотрелись украшением на фоне заправленных в сапоги брюк.

Сочетание холодного оружия и технологии, с которым я здесь столкнулась, почему-то не казалось мне противоречивым.

Белье короткие шортики и не прикрывающая пупок майка. Мысль о склонности даймонов к минимализму у меня уже возникала.

Когда я покинула купальню, как назвал Туоран ванную комнату, он все так же сидел за столом спиной ко мне. Он не обернулся, давая мне возможность понаблюдать за собой, хотя я была уверена, что о моем присутствии ему известно.

Ни следа усталости, легкие, небрежные движения пальцев в воздухе, за которыми мгновенно следовало изменение картинки. Идеальная осанка, но при этом абсолютно прямая спина не казалась напряженной, широкие плечи, легкий наклон головы…

Могла бы я влюбиться в него?

«Нет!»

Ответ прозвучал раньше, чем я закончила задавать себе вопрос. Я уже догадалась, что они с Кириллом вполне могли принадлежать к одной расе, помнила проявившийся на одну секунду четко очерченный контур иного лица, антрацитовую кожу и алмазный блеск на ресницах и по краю темного зрачка. Но если Кир внушал доверие, то Туоран вызывал настороженность.

Теперь я точно знала, что мое первое впечатление о нем оказалось верным.

– Это ограничители магии. – Я в испуге вздрогнула и отпрянула, опять не заметив, как он оказался рядом, но мужчина уже успел застегнуть на моих запястьях широкие браслеты. А потом, никак не отреагировав на мой невольный жест, все так же холодно продолжил: – Ты будешь носить их, пока не научишься контролировать себя.

Я продолжала молчать, не находя сил на то, чтобы произнести хоть слово. А мозг лихорадочно подбирал ассоциации, в которых я выступала то в роли щепки в бушующем море, которым был он, то песчинкой в пустыне, то пылью под его ногами. На большее моего воображения не хватало, но даже этого оказалось достаточно, чтобы понять: рассчитывать я могу только на фортуну, если я ей еще пригожусь.

– Наш мир жесток. – Его ладонь тяжело легла на мое плечо, он сжал пальцы, вызывая у меня болезненную гримасу. – Тебе стоит осознать это как можно скорее.

Мне пришлось прикусить губу, чтобы сдержать слезы. Это не ускользнуло от его внимания. Я пыталась найти дерзкие или грубые слова, которые добавили бы мне твердости, чтобы выдержать его присутствие рядом. Но их не было. А к тем чувствам, которые я уже испытывала, добавилось еще одно, запоздало догнавшее меня.

Я уже знала, во мне живет его ребенок. И хотя я спокойно восприняла рассказ Амалии о том, что ее отцом был темный эльф, представить, каким именно будет это дитя…

Мне не удалось сдержать родившийся в груди крик. Но на истерику он отвел мне лишь одно-единственное мгновение. Я еще не успела захлебнуться воем, как уже была жестко прижата к стене, а его взгляд буквально пронизывал меня ранящим спокойствием.

– Поверь мне, это не самое страшное, что могло случиться с тобой. – Его речь была больше похожа на рык, но какой-то бесчувственный. – Я дал тебе шанс выжить, дам еще один – отомстить. Я сделаю даже больше, когда наступит момент, ты возьмешь мой кинжал, и я пропущу один твой удар, сыграв в игру со смертью. Но только в обмен на клятву, которую возьму с тебя.

Дошедший до меня смысл был похож на ушат ледяной воды: такой же отрезвляющий.

– Какую? – то ли проблеяла, то ли прошептала я.

Он же продолжал быть все таким же равнодушным.

– Ты дашь мне клятву, что родишь этого ребенка. Мои родичи о тебе позаботятся. Не сможешь полюбить, оставишь его им и уйдешь. Тебя никто не будет останавливать.

– А если я ее нарушу? – Не смелость заставила меня задать этот вопрос. Страх, который сковал все внутри.

– Не нарушишь. – Мне показалось, что в его глазах мелькнуло облегчение, но я была настолько взбудоражена, да и не слишком разбиралась в движениях чужой души, чтобы утверждать это. К тому же его голос оставался холодным. – Есть клятвы, которые нарушить невозможно. Ты же не хочешь, чтобы из-за твоей легкомысленности пострадали близкие?