Сильва Плэт - Сложенный веер

— При попытке сопротивления?

— Убить всех. Приказ маршала Аккалабата. При малейшем подтверждении, что лорд-канцлер там, выставите охрану и сообщите мне. Но сначала лорду Сиду. Он в резиденции Дар-Пассеров.

Тейо смотрят на Хьелля с сомнением:

— Мы правильно поняли? Самим лорд-канцлера освобождать не надо? Даже если существует опасность для его жизни?

— Вы правильно поняли. Приступайте. Охаде!

Если я правильно понял то, что мне рассказывал отец про Мицу Дар-Гавиа, если лорд Корвус попал в особняк живым, если леди Дар-Акила осталась с ним наедине… если… если… если…

Хьелль запрыгивает на подоконник и орет громогласно во внутренний двор:

— Слушай мою команду!..

Сид Дар-Эсиль, двадцать лет назад

Леди Дар-Акила, не торопясь, проводит широким кинжалом крест-накрест по груди распластанного перед ней человека. На буро-синей коже расплываются багровые линии.

Рейн смотрит на мать, потом на Сида, замершего в оконном проеме, снова на мать.

— Оставь его.

— И не подумаю. Ты даже не представляешь, какое я сейчас испытываю удовольствие.

Сид закусывает побелевшие губы и изо всех сил старается не закрыть глаза. Он должен запомнить. Так, чтобы никогда не забывать.

— Смотри-смотри, змееныш. Следующая — твоя очередь.

Взгляд у нее абсолютно безумный. Будто она наглоталась тумана в самых гиблых Эсильских болотах. Сид судорожно соображает, что можно сделать:

— Рейн, останови ее. Она ненормальная. Выгляни в коридор. Посмотри, как она шла. По трупам и оставляя за собой трупы.

— Мальчик так волнуется за своего папочку. Мальчик не хочет видеть, как папочка умрет, да? А он сдохнет, да, прямо сейчас. Некрасиво так сдохнет, совсем не в духе Дар-Эсилей. На грязном полу, залитом собственной рвотой и кровью. Сейчас кишочков добавим еще, для полноты ощущений.

Неподвижными, расширенными зрачками приковывая к себе взгляд Сида, леди Дар-Акила опускает кинжал ниже, обводит вокруг пупка, делает надрез, пальцами размазывает появившиеся капельки крови. Сид успевает заметить, что у Рейна в зрачках то же безумие, тот судорожно перехватывает нож, делает шаг к матери.

— Присоединяйся, детка, ты ему действительно должен — за все наши унижения, за то, как эти мерзкие северные скоты за волосы таскали тебя по площадке, даже за то, что они не захотели тебя…

— Тебя , — голос Сида звучит глухо, он понимает, что может сделать хуже, но не в силах сдержаться. — Ты была свихнута на отце, когда была мужчиной, и окончательно слетела с катушек сейчас… Не втягивай в это Рейна. Не порть ему жизнь.

— Молчать! — изо рта леди Дар-Акила тянется ниточка вязкой слюны. Она ничего не замечает, поглощенная узорами, которые кинжал выписывает на изуродованном, изможденном теле, распростертом у ее коленей. — Рейн — мой сын, лучший из моих сыновей, и, когда выжившая из ума старуха на троне отправится к королеве Лулулле, он займет подобающее ему место. А ты… а тебя не будет. Дар-Эсилей вообще не будет. Вы наконец-то перестанете путаться под ногами.

— Нет.

Этого не следовало говорить, Рейн. Как же ты не понимаешь, что именно этого тебе не следовало сейчас говорить своей сумасшедшей матери?!! И с места сходить не следовало, потому что она не доверяет тебе, она видит, какими глазами ты на меня смотришь, она уже все поняла…

— Даааааа! — резким взмахом леди Дар-Акила вонзает кинжал лорду Корвусу в живот и падает рядом, захлебываясь кровью, хлещущей из горла. Руки в черных перчатках с отрезанными пальцами хватаются за широкий нож, пытаются вытащить, а глаза — застывшие от изумления — хотя она знала, конечно, знала, но до конца не могла поверить — смотрят на Рейна, который спешит выхватить из поясной сумки новый нож.

Сид успевает подумать, что Рейн бросил нож, когда рука ополоумевшей деле еще была в высшей точке, значит, он ни на секунду не верил, что она просто пугает или что может передумать. И тут же, стряхнув оцепенение, словно выбравшись наконец из паутины, которой оплел его огромный ядовитый паук, он одним прыжком оказывается возле отца, вытаскивает лезвие, зажимает ладонью рану и понимает, что все это бесполезно.

— Сид, держи руку. Просто держи, — голос Хьелля издалека.

Откуда он здесь? Я же ему ничего не сказал, я просто сам догадался, сидя у изголовья умирающего Дар-Пассера. И как только появились врачи, метнулся сюда. Я думал, что придется прорываться с боем, просить поддержки у Хьелля, но дом казался пустым. А потом я увидел мертвых с крыльями цветов дома Акила. На верхней площадке, в коридоре, во всех комнатах. И я понял, что она убивает своих людей, что она мстит всем на свете — клану Акила, который предъявил когда-то на нее право, королеве, предоставившей им это право, всему Аккалабату.

И когда наткнулся на Рейна — он ломал дверь в оружейную комнату, крича, умоляя ее образумиться, и не заметил меня — я понял, что она заперлась здесь. С отцом. И, подлетев снаружи, просто рубанул мечами по стеклам. Рейн не сообразил, дурашка, он просто сам не свой от отчаяния. Он даже не сопротивляется сейчас, когда его уводят гвардейцы — остатки охраны Дар-Аккала. Злейшему врагу не пожелаю таких конвоиров — озлобленных, усталых, потерявших добрую половину товарищей, преданных, атакованных со спины… О чем я думаю?

— Сид, не разжимай пальцы. Кровь останавливается.

Я не разожму, Хьелль. Ни за что. Только ты тоже не разжимай. Кольцо рук, кольцо крыльев, которыми ты меня к себе прижимаешь. Мне очень холодно, Хьелль, очень холодно. И я не могу сейчас разговаривать. Но ты же все понимаешь без слов, правда?

— Сид, я не уйду. Все закончилось. Они там и без меня пока справятся. А кровь остановится. Она у вас королевская.

Да, она у нас королевская. Она остановится. Только что мы с тобой будем делать потом, мой маршал? Когда она остановится… Знаешь?

Сид Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата, двадцать лет назад

Интересно, этому будет когда-то конец? Только успеваешь подумать, что хуже уже не бывает, что тяжелее решения тебе не приходилось принимать в своей жизни, что уже не придется делать ничего отвратительнее, чем эти допросы «с применением исключительных методов», эти подписи под распоряжениями о публичной казни, лишении крыльев или удушении в камере, чем отправка отца, так до сих пор и не открывшего глаз, под покровом ночи в сопровождении верного Тургуна в замок…

И вот уже снова я тяну на себя кованую трехслойную дверь подземелья, только на этот раз приказываю всем — палачу, его подмастерьям, стражникам — выйти. Это моя собственность, и я разберусь с нею сам. Я никому не могу позволить. Я лорд-канцлер Аккалабата, и я могу позволить себе многое. Например, ждать, чтобы ты заговорил первым. Надеюсь, ты можешь еще говорить, несмотря на то, что весь арсенал «исключительных методов» выложен на стол у стены и очевидно требует чистки.