Владимир Городов - Козыри богов(СИ)

Всё, дальше слушать нет необходимости. И без того ясно: попытка государственного переворота в самом примитивном и незатейливом дворцовом стиле. Друзей будить я не стал, для этого уже не было времени. На ходу включил Меч и ринулся к дверям, вышиб их ударом ноги и с рёвом ворвался в комнату. Зрение фотографически зафиксировало страшную картину. В небольшом помещении, освещаемом четырьмя неяркими масляными светильниками, собралось около пятнадцати солдат-бепо в неизменных лоскутных халатах во главе с атак-редеро И-Ми. Четверо новобранцев-гвардейцев лежат бездыханными в лужах крови с арбалетными болтами в голове, в шее, в сердце.

Заговорщики не были готовы к нападению на них. Наоборот, они сами готовились нападать - всей толпой через узкие двери, а потому и держались очень плотно. Я не стал играть в благородство и воспользовался этим. При такой скученности один взмах Меча косил по четыре-пять человек, а потому всё завершилось за считанные секунды. Многие, подозреваю, даже не успели сообразить, что произошло, как уже оказались на Светлом Пути. Если, конечно его заслужили, в чём очень сомневаюсь.

- Эй, кто здесь есть! Все сюда! - крикнул я, и голос гулко прокатился по анфиладе пустых комнат. Дворец сразу ожил, зашелестел, захлопали двери, застучали частые шаги: челядь торопилась на зов. В дверях опочивальни показались заспанные А-Ту, Иденс и Ти, с ужасом оглядывающие место побоища: вперемешку большой кучей валяющиеся части тел, полностью залитый кровью пол. Перекосившиеся от страха лица заполнили смежную комнату. Придворные, объятые ужасом, молчали.

- Посмотрели? - жестоко спросил я. - А теперь запомните и передайте всем. Завтра я ухожу. Но скоро вернусь. И если не застану Великое лад-лэдо О-Ко-А-Ту в живых, то следующим правителем Окотэры снова буду я. И да будут Оба свидетелями моей клятвы. А теперь унесите тела гвардейцев и подготовьте их к захоронению. Остальное - выбросить за ворота! Пусть крысобаки пируют!

- Нет! - раздался голос А-Ту. - Приказываю похоронить всех. Гвардейцев похоронить с почётом, если у них есть близкие - помочь им. Остальных... Тела остальных с утра выставить на всеобщий погляд с глашатаем, дабы всем поведал об их провинности, после чего захоронить по малому обряду.

И, признаюсь, оно было право. Сказанное мною было сказано на языке гнева, языке ненависти. Чуть остыв, я бы уже навряд ли дал такое распоряжение. Но, думаю, оно и к лучшему: разумное решение А-Ту только укрепит его авторитет.

Иденс выставил новый караул. Слуги спешно принялись выносить тела и наводить порядок, а мы вчетвером вернулись в опочивальню. Естественно, ни о каком сне уже не могло быть и речи.

- А куда ты собрался уходить? - поинтересовался Иденс.

- С монахами в Урочище Девятирога, - ответил я. - Хотел предложить тебе пойти со мной. Но теперь у меня будет к тебе другая просьба. Я прошу тебя помочь А-Ту. Одному ему будет очень трудно.

- И я прошу, - сказало А-Ту. - Не зазорно ли будет инфант-лэду принять чин атак-редеро... то есть атак-редера и должность главнокомандующего и начальника гвардии?

- Не зазорно, - чуть подумав, кивнул Иденс. - Великое лад-лэдо! Я с благодарностью принимаю от тебя дарованные мне чин и должность! И клянусь служить верно, не жалея для этого времени, здоровья и самой жизни!

На следующий день с восходом солнца небольшой караван двинулся из Окотэры. Впереди пешком шли монахи из Урочища Девятирога. Следом катился небольшой ковчег, в котором ехали ещё недостаточно окрепшие после многодневного "промывания мозгов" старцы-веломудры. Далее следовала телега, гружёная досками и брёвнами, предназначенными для восстановительных работ. Здесь же лежали все девять светильников Девятирога, не так давно похищенные из святилища. Каждую из повозок тащили по дюжине бывших стражников: никаких тягловых животных в Городе Великого Завтра не было, а потому раскаявшиеся бепо сообща решили, что это будет их первым послушанием. Я тоже шёл пешком, Асур трусил рядышком, иногда отбегая по каким-то своим делам, а потом возвращаясь обратно.

В дороге мы провели три с небольшим дня, останавливаясь на ночлег в дрогоутах. Селяне, наслышанные о трагедии Девятирога, принимали караван более чем радушно. АТу выделило из казны на нужды монастыря достаточно крупную сумму денег, в том числе и на пропитание в пути. Однако трактирщики как один и слышать не желали ничего о том, чтобы брать деньги со святых отцов. Да и сами жители дрогоутов от всего сердца приносили продукты, порою обижаясь, если мы не хотели их брать - уж очень всего было много.

Последнюю остановку сделали в Икорике, хотя солнце стояло ещё достаточно высоко. Решили выдвинуться к Урочищу Девятирога с утра, чтобы захватить больше светлого времени для восстановления монастыря и организации "противокрысобачьей" обороны. Однако когда на следующий день мы прибыли в Урочище, то были приятно удивлены: и стены, и ворота уже находились практически в том же самом виде, что и раньше. Нас со счастливыми улыбками встречали семнадцать монахов во главе с уже знакомым мне святым братом Сиоло-Тото из монастыря Святых Деяний Того и Другого. Воистину, свято место пусто не бывает. Паломники, пришедшие поклониться святыням, при поддержке местного населения вновь отстроили всё, что было разрушено. Старцы-веломудры приняли решение не медля вновь освятить монастырь и сотворить Великое Восхваление Обоим в благодарность за избавление от напасти.

Оба обряда в совокупности продолжались более полутора суток. Повторное освящение монастыря началось с Круга Девятирога. Перед Рогом торжественно, с соблюдением множества традиционных формальностей и обрядов, вкапывался в землю светильник, именно тот, который стоял на этом месте раньше. Как их различали, не знаю, на мой взгляд, все они были одинаковыми. Внутрь светильника возлагался фиолетовый брикет какого-то топлива. Затем Илен читал долгую молитву, перемежаемую всеобщим песнопением. После этого не менее долгую молитву читали все старцы-веломудры. А после наступал черёд всеобщей молитвы, после которой вновь брал слово Илен. К концу его молитвы светильник сам собой ярко вспыхивал, потом пламя уменьшалось и продолжало гореть, слабо мерцая. И так перед каждым из девяти Рогов. В молитвах и песнопениях менялись только названия стихий, олицетворением которой был тот или иной священный монумент.

Когда в последнем из девяти светильников разгорелся огонь, на середину Круга вышли девять монахов. В руках они держали нечто, напоминающее детские совочки для игры в песочнице. Ими они принялись копать яму в центре, не переставая громко петь божественный гимн. Копали они довольно долго - ещё бы, таким-то инструментарием! - и, наконец, извлекли из-под земли большую, чуть ли не метр в диаметре, каменную чашу. Видимо, этот ритуальный сосуд использовался и при первом освящении, при закладке монастыря. В чаше развели огонь, а сверху "солнышком" положили девять ровных палочек, которые при горении стали распространять удивительно тонкий аромат. После очередной молитвы веломудры взяли по палочке, и вся братия с ними во главе пошла в обход территории. По пути следования старцы на всём, где это было возможно, чертили Святой Косой Крест в Круге обугленным концом палочки, а монахи старательно прикладывались челом к этим изображениям, отчего их лбы в скором времени стали чернее ночи. Впрочем, перемазанные святой копотью лбы даже улыбки ни у кого не вызывали. Обход кончился там же, где и начинался - в Круге Девятирога. Заключительная молитва тоже была не из коротких, её последние слова прозвучали, когда на небе уже зажглись звёзды.